Случайная мать - стр. 26
В его присутствии истории сами собой сочиняются. И всё ладненько так, прям по-настоящему. Я, конечно, знаю, что мои рассказы не всем нравятся, но с Ильиным у нас прямо как-то сильно проблематично. Что ни скажу, всё невпопад. Просил же молчать. Но как же теперь молчать, когда я сама про шахматы ляпнула и всё испортила? Надо же спасать ситуацию. Ещё в бытность мою мажоркой отец меня нарочно в комнате закрывал, когда важных гостей ждали, чтобы я им про наши семейные проблемы ненароком в красках не поведала. В университете я держалась, играла роль заколдованной принцессы. А тут само как-то льётся. Видимо, работа официанткой не прошла даром.
Вот спасу сейчас Льва с шахматами и замолчу. Честное пионерское.
Хотя пионеркой я никогда не была и вообще не представляю, что это такое. Только галстук знаю. Вот Лёва от моих историй как тот галстук пламенеет и даже улыбнуться не в состоянии.
М-да, я, кажется, рою сама себе могилу. Земельку откидываю, а она обратно на голову сыплется. Зачем я вообще про эти шахматы заговорила? Но Лев так меня разозлил своими нарядами, причёской… Оделась бы обычно, по-нормальному, так нет же, надо было вырядить меня как пугало из института благородных девиц.
— Лев учился играть в шахматы по роликам на ютьюбе, — помогаю ему как могу. — Сейчас всё так делается. Мне вот надо было лампочку вкрутить, а потом жюльен приготовить. И я всё там... — пытаюсь я спасти ситуацию, которую сама же и испортила.
— Ирина, зачем вам понадобилось готовить жюльен, — интересуется Оксана, взглянув на меня своими бледненькими, неопознанного цвета глазками, делает паузу, растягивая слова, — учитывая, что в доме есть штат прислуги?
Ух и стрёмная тетка. Я её боюсь.
— Мужа порадовать собственноручной готовкой, — перестаю дышать, прочищая горло, и слегка наклоняюсь назад, чтобы хвостик не тянул так сильно.
Настя несёт всякую чушь, всё, что знает о шахматах. А Оксана, подозрительно прищуриваясь и сузив глаза до щелочек, ведёт львиную маму вперёд, помогая подняться по лестнице.
Фууух. Вздыхаю полной грудью, мне после этого спецзадания ароматерапия понадобится.
А Ильин нарочно отстаёт. И когда нас уже невозможно услышать, дёргает меня к себе за талию. Сильно! Мощно, так что я впечатываюсь в его бок. А пальцы до боли сжимают кожу даже через ткань блузки.
— Ой, — вскрикиваю я. Хочется выбраться, я всего лишь пыталась помочь, но то, что он делает, — неприятно.
— Я прибью вас, Евангелина! Я просто разорву вас на кусочки и сделаю фарш!
— Тише-тише, инфаркт заработаете, да и волосы от нервных потрясений выпадут, пострадает ваша шикарная шевелюра. Пальцы у вас, как крючки костяные. Как вас ещё женщины любят, с такими-то объятиями?
Мне удаётся отцепить его руку, и мы поворачиваемся к друг другу. Лев наклоняется, его лицо оказывается в сантиметре от моего. Очень-очень близко. Не знаю, зачем так вплотную. Теперь мы ругаемся почти что в губы друг другу.
— Евангелина, я вас очень прошу. Прекратите ваш словесный понос.
— По мне, лучше бы вы признались, Лев Сергеевич, — зло шепчу, поджав губы, — сказали бы правду, что жена вас бросила, а дочь у вас бандитка.
Лев дышит тяжело и часто, смотрит на мои губы, которые я против правил размалевала в красный. А сам ещё ярче становится, кажется лицо уже багровым отливает. Пожалуй, галстук на его фоне бледноват будет...