Случайная мать - стр. 28

Лев широко улыбается, стараясь не показывать своего смятения.

— Да, мама отлично плавает, — с грустью отмечает малышка. — А я люблю нырять. Мама научила.

Мне вдруг становится не по себе и больно за неё. Я поднимаю руку и кладу ладошку на её маленькие, хрупкие пальчики. Глажу, легонько сжимая. Ей этот цирк совсем не на пользу. Она скучает по настоящей маме. Я представляю, как ей больно, когда в школе задают учить стихи про маму, когда за всеми детьми приходят, обнимают и целуют, интересуясь, как прошёл их день. А она по сути совсем одна. Папа никогда не заменит маму. Он часто на работе. Отпустив её руку, я прижимаю малышку к себе. Она сидит рядом со мной по правую руку, а Лев — по левую. Приобняв дочку Льва, я целую её в макушку, ну и пусть сегодня утром она расписала чёрным маркером голландские обои в кабинете на втором этаже, никогда нельзя убивать в ребёнке желание творить.

— В доме есть бассейн? — интересуется Оксана.

— Целый спа-комплекс, — улыбается мой муженёк, очевидно, не почуяв опасности.

— Прекрасно, я бы с удовольствием глянула на баттерфляй Ирины.

Мы со Львом поворачиваемся друг к другу, переглядываясь. По крайней мере, это не мой косяк. И, пока Оксана разрезает мясо для бабушки, ухаживает за ней и интересуется, не слишком ли жёсткие ей попались куски, я наклоняюсь к львиному уху. Так же, как и он, подбираюсь ближе некуда.

— Ещё бы сказал, что мы в космосе познакомились. И пришлось бы в срочном порядке шить для меня скафандр. Вот чем думал, Лев Валерьянович?

После чего Лев шепчет мне в ухо:

— Я думал, что в твоём возрасте вообще не существует людей, не умеющих…

— Эй, влюбленные, хватит шептаться, — смотрит мимо нас бабушка Насти, но при этом смеётся. — А ты, Оксана, прекрати эти свои намёки на очные ставки. Если Ирина не хочет, она не обязана для тебя баттерфляи демонстрировать вперемешку с кролями. Не обращайте внимания, Оксана долгое время в комиссии на выпускных экзаменах работала. Так она всех подозревает в обмане, шпаргалки, как ищейка косточку, за километр чует. Но ты уже не в школе, Окси.

— Ох, что ты натворила, — вырывается само собой, когда я замечаю, что, пока все слушали львиную маму, Настенька встала со своего места, обошла стол и высыпала целую солонку в тарелку Оксане. И как только эта надзирательница не заметила!!? Так старательно поглаживала ладонь старушки, ловя каждое её слово, подлизываясь к львиной маме, что пропустила диверсию от маленького львёнка?

***

— Извините, Оксана, дочь просто подумала, что это моя тарелка.

Приподнимаюсь и резко меняю наши блюда местами. И пусть я своё уже начала, но лучше надкусанное мясо, чем гора соли на нём.

— В угол! — верещит шапокляк и тоже приподнимается, на меня внимания не обращает, как будто меня здесь нет. — Сейчас же в угол! Я видела, что ты сделала с туалетной бумагой на втором этаже: половину рулона скрутила и медведя обмотала, а ещё ты всё время перебиваешь и позволяешь себе перечить взрослым, глядя им в глаза. В угол, немедленно! — И тычет в сторону своей худощавой, длинной рукой с крючковатыми пальцами.

Лев вздыхает, ему стыдно за дочь. А у меня всё внутри закипает. Не дам обижать Настю. Она, конечно, шкода и разбойница, но девочка глубоко несчастная, и ей нужно нормально объяснять, а не орать. К тому же эта Оксана кто такая вообще? Кто, блин, она такая, чтобы орать на нашего маленького львёнка? В гостях не вопят, а ждут, когда родители сделают замечание.