Сломленная - стр. 12
– Сейчас я с ним поговорю.
Я подошла к телефону. Андре остановил меня:
– Сначала успокойся. Скандал здесь не поможет.
– Но мне нужно сделать это сейчас.
– Прошу тебя, подожди.
– Отстань от меня.
Я набрала номер Филиппа.
– Отец только что сказал мне, что ты устроился на работу в министерство культуры. Поздравляю, Филипп.
– Мама, прошу тебя, – сказал он, – не надо так нервничать.
– А что мне, по-твоему, остается? Не радоваться же, что родной сын избегает меня, потому что стыдится рассказать всю правду о своей жизни.
– Я ничего не стыжусь. И имею право пересмотреть свои убеждения.
– Пересмотреть! Полгода назад ты был категорически против государственной культурной политики.
– Совершенно верно! И я попробую ее изменить.
– Ничего не выйдет! У тебя нет моего упорства. Ты будешь плясать под их дудку и сделаешь блестящую карьеру. Ты думаешь только о собственных амбициях.
Я еще что-то говорила, он кричал в трубку: «Хватит, перестань!», но я не умолкала. Он резко оборвал меня. В его голосе слышалась ненависть. Наконец он воскликнул в порыве гнева:
– Мы не так глупы, чтобы слушать упрямых стариков.
– Довольно! Чтобы ноги твоей не было в моем доме, пока я жива!
Я повесила трубку и села на диван. Пот лился градом, меня била мелкая дрожь, ноги подкашивались. Мы часто ссорились, но на этот раз ссора зашла слишком далеко – мы больше не увидимся. В гневе он был отвратителен, а его слова ранили меня до глубины сердца.
– Он оскорбил нас. Назвал упрямыми стариками. Сюда он больше не вернется. Ты тоже не должен видеться с ним.
– Ты перегнула палку. Тебе не стоило затевать этот разговор.
– Это еще почему? Он наплевал на наши чувства и предпочел карьеру родителям. Значит, нам не по пути.
– Он не хотел рвать отношения с нами. Я и сам этого не позволю. Ты не права.
– Если дела обстоят таким образом, то Филипп мне больше не сын.
Я помолчала, все еще дрожа от гнева.
– Филипп уже давно сам не свой, – сказал Андре. – Но ты не хотела этого признавать, а я все замечал. Но я никак не ожидал, что все зайдет так далеко.
– Он ничтожный выскочка-карьерист.
– Да, – неуверенно согласился Андре. – Но почему?
– Что ты имеешь в виду?
– Помнишь, в тот вечер мы говорили, что отчасти сами виноваты. Филипп не знал, чем ему заниматься. Научная карьера, которую ты ему навязывала, не сильно интересовала его. И разумеется, свою роль сыграла моя поддержка.
– Во всем виновата Ирен, – торжественно произнесла я. – Если бы он не женился на ней и не попал в то общество, все было бы по-другому.
– Но он все-таки женился. Отчасти потому, что был вынужден так поступить. Его ценности уже давно не совпадают с нашими. И этому много причин.
– Не надо его оправдывать.
– Я пытаюсь объяснить его поведение.
– Не нужно никаких объяснений. Видеть его больше не хочу. И тебе запрещаю общаться с ним.
– Не будь такой категоричной. Конечно же, он виноват. Очень сильно виноват. Но я буду общаться с ним. И ты тоже.
– Нет. И если ты встретишься с ним после всего, что он наговорил мне по телефону, я никогда не прощу тебя. Даже не говори со мной о нем.
Но мы не могли говорить ни о чем другом. Мы быстро поужинали, сказав друг другу лишь пару слов, а потом принялись за чтение. Я злилась на Ирен, на Андре, на весь мир. Поведению Филиппа нет оправдания. Он кричал, что мы – упрямые старики. Я была так уверена, что он любит нас обоих и лично меня, но оказалось, что этот парень ни во что меня не ставит. Я была для него никем – пустым местом, выброшенным на свалку хламом. Значит, и я буду относиться к нему так же. Всю ночь я задыхалась от обиды. Утром, как только Андре ушел, я вошла в комнату Филиппа, порвала все старые газеты и бумаги; в один чемодан я сложила его книги, в другой – пижамы, свитеры и все, что осталось в шкафах. При виде пустой комнаты слезы наворачивались на глаза. Я вспоминала дни и часы, которые мы провели вместе, – трогательные, грустные, прекрасные. И в то же время мне хотелось его убить. Он бросил, предал, оскорбил меня. Он смешал меня с грязью. Ему нет прощения.