Слепое кино - стр. 16
Банан делал вид, мол, хавает эту «блевотину».
– Сколько времени? – спросила Роза, наконец-то прикончив жеванину.
Часы показывали ей кучу времени.
– Ну что, пойдём, проводишь меня. А то мама волнуется, когда меня долго нет.
И они поднялись с лавки.
– Ну, давай, поиграем в игру,
Я уверен, правил не надо,
Ты будешь сочной травой,
Я буду – голодное стадо… – затянул Банан, когда они подошли к башне, на вершине которой Роза прожигала свою лучезадную юность.
– Может, завтра?
И поняв, что та не собирается перешагивать через высокий нравственный порог Бунина («Только целовать!»), и ни в какую не хочет развивать сюжетную линию у себя дома, куда и «мама может в любой момент зайти и всё увидеть», Банан решил, что Роза его до сих пор не хочет.
Вместо того чтобы послушать того же Карла Маркса и в корне изменить её отношение к нему. Вместе с изменением места, в котором это отношение Роза смогла бы вместе с ним и изменить. Под его чутким руководством. Например, – в машине, о которой он пока только… даже и не мечтал! Которую, эту волшебную для Розы мечту, могло ему дать тогда только море. «Я готова сделать человеку всё, что угодно, если он подарит мне машину!», не раз, мимоходом, заявляла она, пока он её провожал. Чтобы на задворках его сознания отложилась личинка понимания того факта, что пока у него нет хотя бы своей машины, его шансы овладеть ею ничтожны! Отталкивая его от себя в открытое море – со скалы своей завышенной самооценки. Чтобы он с головой окунулся в её мечты и научился уже ходить по воде. Её иллюзий. Ведь суда, как и Он, не плавают, а ходят. Возвращаясь из этих походов нагруженные рюкзаками с золотом и прочей снедью. А он ещё в юности любил ходить в походы. И один раз даже с одним подростком отстал от группы, когда они убежали с удочками далеко на реку. А когда вернулись на бивак, то, к своему удивлению, никого там уже не обнаружили. Ведь они по совместному договору между одноклассниками пошли тогда в поход без классного руководителя, потому что в тот злополучный период все учителя, как назло, были чем-то своим так заняты, что никому из них до своих воспитанников не было никакого дела. Сказав родителям, что они опять идут с физручкой. И так как еды на поляне им, естественно, не оставили, Ганеше пришло в голову приготовить в котелке чай из цветущих головок одуванчиков. И его голодный товарищ по несчастью долго приставал к нему с вопросом: где ты раздобыл сахар? И так и не смог поверить в то, что это был не сахар, а пыльца. Так сильно тот был проштампован социальной реальностью. И теперь он рассматривал в подзорную трубу её взгляда море, как очередной поход: На рыбалку. Тем более что своего «квадрата», в отличии от Виталия, у него не было. А потому Белка особо и не распыляла по отношению к Банану пыльцы своей активности. Ведь она, согласно тому же Карлу Марксу, наливается мёдом лишь «при удовлетворении человеком своих потребностей». В данном случае – потребностей социального роста. Ведь мы имеем дело здесь не с абстрактным Человеком, до которого ещё расти и расти, а с конкретными Социальными Животными. Что Банану оставалось? Кривотолки, которые он и пытался для себя хоть как-то истолковать в толчёнку заблуждений и накормить хотя бы ею свою больную до мяса плоть.