Следователь (основы теории и практики деятельности) - стр. 38

«Только после того, как допустимость отдельного доказательства установлена, – пишет известный израильский правовед А. Барак, – можно определять, насколько оно весомо» (достоверно – авт.)[117].

В следственной и судебной практике известны уголовные дела, по которым многочисленные свидетели дают заведомо ложные показания в интересах чаще всего обвиняемого, подсудимого. В то же время достоверными являются показания единственного потерпевшего.

Наиболее яркими примерами в контексте нашего исследования могут служить уголовные дела по фактам превышения служебных полномочий сотрудниками правоохранительных органов, когда обвинительным и, подчеркнем, достоверным показаниям потерпевшего противостоят противоположные показания многочисленных коллег обвиняемого.

Не менее – а скорее более – распространены факты дачи ложных показаний в результате подкупа и принуждения к тому со стороны заинтересованных в исходе дела лиц (либо по иным личным мотивам)[118].

Недостоверным может оказаться и доказательство, ранее сформированное в результате проведенной судебной экспертизы – к примеру, когда повторная экспертиза (назначенная по основаниям, предусмотренным ч. 2 ст. 207 УПК) придет к выводам о необоснованности заключения экспертизы первоначальной, т. е. признает его недостоверным.

Мы уже не говорим об использовании следователями в уголовном преследовании сфальсифицированных доказательств – доказательств а priori недостоверных.

Р. В. Костенко свою позицию в ведущейся по рассматриваемой нами проблеме дискуссии сформулировал следующим образом:

«Признание доказательств достоверными не означает их трактовку как фактов реальной действительности, достоверных в силу своей объективной природы и существующих независимо от познавательной человеческой деятельности. Достоверность уголовно-процессуальных доказательств необходимо рассматривать как гносеологическую категорию. Это означает, что вывод кого-либо из субъектов, ведущих процесс о достоверности определенного доказательства, не исключает иной оценки тех же сведений другим субъектом на том же этапе доказательственной деятельности»[119].

Нет сомнений в научной корректности этих утверждений (так же полагает А. Б. Соловьев и ряд других ученых), за исключением одной детали. Что же могут столь различно оценивать (и зачастую оценивают) субъекты, осуществляющие доказывание и в нем участвующие? Столь различно они оценивают не что иное, как уже существующие, сформированные надлежащим субъектом в надлежащей для того процессуальной форме доказательства.

И потому в УПК большинства государств, возникших на постсоветском пространстве, в которых (в противоположность отечественному УПК) дается понятие достоверности доказательств, оно определяется следующим образом:

– доказательство признается достоверным, если в результате проверки выясняется, что оно соответствует действительности (ст. 125 УПК Республики Казахстан);

– доказательство признается достоверным, если в результате проверки выясняется, что оно соответствует действительности (ст. 95 УПК Республики Узбекистан);

– каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности […]. Достоверными признаются доказательства, если они соответствуют действительности (ст. 105 УПК Белоруссии).