Сквозь синий свет - стр. 4
Первая мысль – окатить водой. Где взять воду?
Вторая мысль – выключать все тумблера по очереди.
Первый тумблер – перестала шуметь вентиляция. У меня мало времени, скоро придут проверять.
Второй, третий, четвертый… при выключении десятого посыпались искры, запахло жареным пластиком. Слышу хлопок закрывающейся двери. Пора уходить.
Оббегаю здание. В голове «В ту ли сторону побежал, чтобы не встретится с теми, кто пошел проверять».
Угадал. Впереди никого. Забегаю внутрь, свет не горит, включаю фонарик на телефоне. Воняет адски. Воняет, как хомяк, который в моем детстве упал со стола в высокую фарфоровую вазу (мы нашли его спустя неделю, по запаху).
Жара с улицы ворвалась в здание. С подвешенных внутренностей стекает белая и желтая жидкости.
Дергаю ручку интересующей меня двери. Сенсация, я иду.
В этой комнате тоже темно. Бегаю лучом фонаря по стенам. Тут тоже подвешены органы, на столах лабораторная посуда, повсюду трубочки. Свечу на внутренности, ловлю флешбэки, дежавю, зови как хочешь. Мне 15 я на уроке биологии перед нами три манекена, первый – скелет, второй – кучка внутренних органов, третий обтянутый мышцами.
Ну вот, в этой темной комнате я свечу на манекен номер 2. Манекен из детства на странной молочной ферме.
Ужас, омерзение, подступающий ком к горлу. Сдерживаюсь, не блюю.
Вспоминаю слова Бартона о потенциале метода, об эндорфинах, и стволовых клетках. Сукин сын доит людей.
Перевожу луч фонаря, на следующий стенд с органами. Он поменьше. Почти вдвое меньше. Достаю детский ботинок из кармана брюк. Взгляд обратно на внутренности. На ботинок. На внутренности. Комок подполз к горлу. Мой желудок опорожняет содержимое на лакированные туфли.
Из руки выпадает ботиночек. Нащупываю кольт за ремнем. Я убью его. Стало плевать на сенсацию, на статью, на славу и деньги.
Громкий звук удара. Ударили меня. Чувствую боль на макушке головы, темно в глазах. Я падаю.
Это не конец. Я не потерял сознание. Я держу себя за голову и кричу, вспоминая чью-то мать. Оборачиваюсь. С гаечным ключом в руке, стоит очкарик Бартон. Он с удивление смотрит на меня, потом на ключ, потом снова на меня.
– Ты не вырубился?
Я морщусь от боли и кричу: – Нет, это только в фильмах так просто. Тебя что никогда не били? Нужно бить сильнее, намного, намного сильнее.
Зря я даю советы человеку, который хочет меня убить.
Бартон смотрит на меня как испуганный мальчонка. Даже не верится, что он смог провернуть это все. Похитить людей, распотрошить их, и слепить из них коллаж.
Я достаю кольт из-за пояса и стреляю ему в ногу. Грозный враг повержен. Он плачет и держится за коленку, Будь калибр чуть больше – не было бы за что держаться.
– Как ты мог умудриться похитить трех человек, если не смог со мной одним справится?
Он плачет и рассказывает о своих планах, раскаивается в грехах, так чтобы все стало понятно зрителю.
Он все говорит и говорит. Диктофон работает, и на этот раз я его слушаю.
Он сделал заказ на умирающую девочку, наемнику из городских трущоб. Её, как раз выписали из больницы, чтобы она побыла немного дома перед концом. Наемник оказался не очень опытен. Ему пришлось устранить свидетелей – родителей девочки. Он привез всех сюда в надежде на дополнительную плату. Отец был серьезно ранен и не выжил бы. А мать, как опасного свидетеля – нельзя было отпускать.