Скандальная история старой жены - стр. 13

Я бросаю на лекаря тяжёлый, холодный взгляд. Он в ответ неловко мнётся и кашляет в кулак.

– Леди… простите, это… обязательные вопросы. Мне нужно внести в протокол осмотра.

– Я не смогу назвать точную дату, но примерно два года назад, – отвечаю, глядя ему в глаза. – Была весна, кажется, апрель. Мой муж вернулся с войны и у нас была близость.

Лекарь записывает мои слова слегка подрагивающими руками. Я вижу, как ему неловко. Интересно, он думает, что имеет дело с прожжённой циничной шлюхой?

Настаёт время осмотра.

Лекарь действует профессионально и механически. Сначала он проверяет меня с помощью артефакта, а потом проводит осмотр вручную. Обычно достаточно артефакта, но, видимо, поступил приказ проверить всё с особой тщательностью.

Я закрываюсь в себе, игнорируя происходящее. Пытаюсь убежать в свои воспоминания, прокручиваю в голове счастливые моменты из детства. Просто пытаюсь отвлечься.

Проходит несколько томительных минут.

– Леди Дракхарион… – произносит лекарь. – Вы не находитесь в положении.

Обычно в таких случаях говорят, что сочувствуют, ведь на моём месте любая мечтала бы о ребёнке. Но лекарь этого не делает. Значит, слухи до него всё-таки дошли, и он понимал, что ищет нежеланного бастарда.

Когда лекарь уходит, я лишь спустя полчаса успокаиваюсь и прихожу в себя от унижения, организованного Раном.

Неужели он боялся, что я решу родить от другого мужчины, будучи в браке с ним? Думал, я настолько цинична, что посмею объявить бастарда его ребёнком? Что у него в голове?

Оставшейся день проходит быстро.

Вечером я с тяжёлым сердцем сама собираю свои вещи в сундук. Раньше за меня бы это сделала прислуга, но сейчас не вижу смысла в чьей-либо помощи.

Беру самое необходимое: пару простых платьев, несколько льняных рубашек, одну шерстяную юбку, тёмно-синий плащ без вышивки, удобные кожаные сапоги.

Немного подумав, беру из шкафа своё любимое голубое платье с белым кружевом. Ему уже лет десять, но оно до сих пор сидит на мне идеально, за годы моя фигура не изменилась, разве что грудь слегка налилась.

Когда-то Ран сделал мне комплимент, сказав, что я выгляжу в нём свежей и чистой, как весеннее небо. Он был дико пьян, а я глупа и наивна. Тогда я ещё верила, что вот-вот его военные походы закончатся, он перестанет быть таким грубым со мной, и у нас будет настоящая семья.

Ну и дурой я была.

И, наверное, до сих пор дура, раз храню это воспоминание столько лет.

Я аккуратно складываю платье и кладу поверх остальной одежды. Пусть будет со мной. Не как напоминание о нём. А как напоминание о себе – той, что когда-то верила, мечтала, любила.

Добавляю в сундук простую деревянную расчёску, несколько шёлковых и льняных лент, чтобы заплетать волосы, и серебряную заколку в виде летящего дракона.

Из украшений беру простую цепочку с кулоном-камнем, тонкий браслет, пару скромных серёг. Я всегда была равнодушна к побрякушкам, брать больше не вижу смысла, мне от этой семьи ничего не нужно.

Последним беру небольшой флакон духов с лёгким запахом жасмина.

Вот всё, что у меня осталось от двенадцати лет моей жизни.

Я медленно закрываю сундук, кладу на него ладонь и задерживаю дыхание на мгновение.

За окном сгущаются сумерки, сад тонет в синеве, а над крышей дома вырастают первые звёзды.

Немного почитав, я снимаю платье и достаю первую попавшуюся под руку ночную рубашку. Тонкую, полупрозрачную, с кружевной отделкой по подолу и рукавам. Она доходит всего до колен – неслыханная дерзость по местным меркам.