Синий иней на свирели - стр. 2
– Так на третьем этаже! Втарая дверь налево. Спросишь таварища Вечор.
И помчался дальше по своим, видимо, очень неотложным делам.
Спиридон поднялся по широкой мраморной лестнице с затоптанным красным ковром на третий этаж.
Народу тут толпилось нисколько не меньше.
Остановился возле двери, из-за которой раздавался стрёкот печатной машинки и хрипловатый женский голос, что-то диктующий громко и выразительно.
Спиридон решительно толкнул дверь и оказался в просторном кабинете с разномастными шкафами вдоль стен. Дверцы некоторых из них были раскрыты, и из них прямо на пол выползали кипы бумаг, некоторые – в серых картонных папках, другие – увязанные в стопки, а третьи – просто россыпью.
Тут же, прямо посреди комнаты, нашлись три стола, какие в прежние времена ставили в присутственных местах.
На одном из них стояла огромная пишущая машинка, на которой отчётливо читалось название: «Мерцедесъ». За столом сидела розовощёкая девица в белокурых кудряшках, выбивающихся из-под красной косынки. Она стрельнула голубым задорным глазом на Спиридона и смешно сморщила курносый носик, словно собиралась чихнуть.
Рядом со столом стояла высокая статная молодая женщина. Вот её девицей язык бы точно не повернулся назвать.
Спиридон окинул её опытным взглядом и с трудом сдержался, чтобы не цокнуть одобрительно. Повидал он таких вот мадамок-мадмуазелек до хрена и трошки. И в господских усадьбах, из которых они выкуривали контру, и в белогвардейских обозах, где эти мадамки совмещали роль сестры милосердия и полевой жены какого-нибудь золотопогонника чином не ниже подполковника. А раз даже довелось ему вот такую мадам княгиню увидеть не в платье и капоре, а в казацкой бурке и шароварах, и оказалась она ни много ни мало – атаманшей в банде анархистов.
Живой та княгиня им не далась – себе в рот выстрелила, когда поняла, что её карта бита.
Та, что стояла возле стола с пишущей машинкой, была из той же породы, что и застрелившаяся атаманша. Было то понятно и по горделиво вздёрнутой голове, и по абсолютно прямой спине, и по упрямому блеску тёмных, как переспелая вишня, глаз. А главное – по высокомерному, даже брезгливому выражению породистого лица.
Одета она была в короткую, всего до середины голени, серую юбку, чёрную блестящую кожаную куртку, перетянутую на тонкой талии офицерским ремнём и кипенно-белую шёлковую блузку. Тёмные, почти чёрные волосы, как ни странно, были не острижены по революционной моде, а заплетены в толстенную косу, уложенную на голове причудливой короной.
Всё это Спиридон заметил и оценил в мгновение ока, не зря же столько раз со своими разведчиками за линию фронта ходил. Наблюдательность – это первое, чему настоящий командир и боец учится на фронте. А если не научился, так долго и не проживёт.
Когда Спиридон открыл дверь, мадам (всё же – мадам, а не мадамка) с косой закончила диктовать какой-то документ:
– Член исполнительного комитета Рамуйского уезда, заведующая продовольственного отдела Вечор.
Она подняла глаза на Спиридона, недовольно сжала красивые губы в тонкую нитку и резко бросила:
– Что вам, товарищ? Мы заняты. Приём по личным вопросам по средам с десяти часов утра.
Спиридон вытянулся во фрунт и чеканно доложил, пряча в усы ухмылку:
– Спиридон Павук прибыл для прохождения службы и в целях укрепления Рамуйского уездного исполнительного комитета кадровыми военными.