Синдром разбитого сердца - стр. 11

Первое после отъезда Анны время он страшно тосковал, но постепенно появилось чувство свободы – жесткой, мучительной свободы и независимости. Родители притихли и не приставали с нравоучениями, вместо несчастного Коли Данилкина нашлись толковые приятели на иномарках. Деньги Антон, конечно, отдал, но купить автомобиль Коле так и не пришлось. Его накопленных тысяч при рухнувшем рубле едва хватило бы на стиральную машину.

Когда грянула чертова эпидемия, Антон Николаевич вляпался по собственной безалаберности – не привык болеть, не поверил, что какой-то жалкий новый грипп может сломить его, еще совсем нестарого, крепкого мужика. Два месяца в реанимации, воистину между смертью и любовью.

Зачем вспоминать? Наверняка Анна благополучна и счастлива в новой жизни, вполне могла снова выйти замуж. Смешно подумать, сколько ей сейчас лет. Главное, он выжил, и даже легкие практически восстановились. Правда, сколько ни пытался выполнить задание Ивана Сергеевича, не смог вспомнить пяти любовных историй из своей жизни. Честно говоря, и двух не вспомнил, только всплывали перед глазами огни в тумане, мокрый снег и тоненькая женщина с озябшими руками.

Зато вскоре появились вакцины, как и обещал веселый доктор. Антон Николаевич, чтобы избавиться от постоянных причитаний жены, раздобыл за бешеные деньги «Модерну», хотя такая молодая здоровая телка могла бы и отечественным «Спутником» обойтись. Постепенно ушла в прошлое реанимация с задохликами, почти не верилось, что пережили настоящую серьезную эпидемию.

Зато теперь грянула эпопея с Украиной. Во сне не снилось! Его единственная племянница, обожаемая родителями дуреха Саша Нестеренко, объявила, что ненавидит Россию и никому ничего не простит. С матерью она больше не разговаривала, об Антоне и бабушке с дедом слышать не хотела. Бабушка в свою очередь рыдала, дед бил тарелки и называл ненаглядную внучку предательницей. Право, в эпидемию было веселее. Тем более и вакцины, и лекарства уже изобрели, как и обещал его доктор. Правда, сам Иван Сергеевич умер в первую же зиму от острой дыхательной недостаточности. Вероятно, концентрация поражения на его работе оказалась слишком высокой – он не зря говорил, что прогноз зависит от концентрации.

И наши пиджаки темны все так же.

И нас не любят женщины все те же.

Иосиф Бродский

В детстве они жили в одном дворе. Здрасьте, Циля Абрамовна! С такой же точностью можно сказать, что они жили на одном земном шаре, просто она – на Северном полюсе, а он – на Южном. Высокая, длинноногая, независимая отличница, единственная дочь папы-профессора и нереально молодой мамы в ослепительной золотистой шубе. Шикарный велосипед, заграничные туфельки, «Волга» с водителем у подъезда. И дом соответствовал: огромный, вальяжный, с высокими потолками и широкими гладкими ступенями, с лепниной вдоль карнизов и скульптурами советских тружеников на фасаде – сталинский ампир, символ победы труда и социализма. А в другом конце просторного, заросшего липами двора, напротив помойки, грубо сколоченного сарая и голубятни примостился четырехэтажный подслеповатый барак. Шесть семей на этаже, в одном конце – огромная мрачная кухня с выстроившимися в ряд газовыми плитами, в другом – такая же мрачная ванная комната и вечно занятый сортир. Прибавьте хлопотливую полную мать в сером переднике, с небрежно закрученной на макушке косой и унизительным именем Циля, сопливого младшего брата, нытика и ябеду, и его самого – длинного, тощего подростка в байковой клетчатой рубашке и коротковатых штанах. Отца в их доме не водилось, лишь в верхнем ящике буфета валялись поблекшие фотографии