Шуаны, или Бретань в 1799 году - стр. 24

Он перевел свои серые глаза с кучера на пассажира и указал на пару пистолетов, заткнутых у него за поясом.

– Бретонцев этим не испугаешь, – презрительно сказал ректор. – Да и разве похоже, что мы заримся на ваши деньги?

Всякий раз, как произносили слово «деньги», кучер умолкал, и у ректора было достаточно сообразительности, чтобы усомниться в наличии золотых экю у патриота и предположить, что деньги везет кучер.

– Ты нынче с грузом, Купьо? – спросил аббат.

– Э, господин Гюден, почитай что нет ничего, – ответил возница.

Аббат Гюден испытующе посмотрел на Купьо и на патриота, но у обоих лица были невозмутимо спокойны.

– Ну, тем лучше для тебя, – заметил патриот. – А в случае беды я приму меры, чтобы спасти свое добро.

Столь деспотическое посягательство на диктатуру возмутило Купьо, и он грубо возразил:

– Я своему экипажу хозяин, и ежели я вас везу…

– Ты кто? Патриот или шуан? – запальчиво перебил его противник.

– Ни то, ни другое, – ответил Купьо. – Я почтарь, а главное – бретонец и, значит, не боюсь ни синих, ни аристократов.

– Ты, верно, хочешь сказать – аристокрадов, – прервал его патриот.

– Они только отбирают то, что у них отняли, – с горячностью сказал ректор.

Оба пассажира ели друг друга глазами, если дозволительно употребить это выражение разговорного языка. В уголке экипажа сидел третий пассажир, хранивший во все время спора глубочайшее молчание. Кучер, патриот и даже Гюден не обращали никакого внимания на эту безмолвную фигуру. В самом деле, это был один из тех неудобных и необщительных пассажиров, которые напоминают бессловесных телят со связанными ногами, когда их везут продавать на ближний рынок. Они начинают с того, что завладевают всем законным своим местом, а кончают тем, что засыпают, бесцеремонно навалившись на плечо соседа. Патриот, Гюден и кучер предоставили этого пассажира самому себе, думая, что он спит, и убедившись к тому же в бесполезности попыток завести беседу с человеком, чье окаменевшее лицо говорило о жизни, заполненной отмериванием локтей полотна, и о мыслях, занятых лишь подсчетами барышей от его продажи. Этот толстый коротышка, забившись в угол, изредка открывал маленькие голубые глазки, точно сделанные из фаянса, и по очереди устремлял на спорщиков взгляд, исполненный страха, сомнения и недоверия. Но, казалось, он боялся только своих попутчиков и совсем не думал о шуанах. Когда же он смотрел на кучера, можно было предположить, что это два франкмасона. В это время началась перестрелка на вершине Пелерины. Купьо в замешательстве остановил лошадей.

– Ого! – сказал священник, видимо, хорошо разбиравшийся в таких делах. – Серьезная стычка. Народу там изрядно.

– Да, господин Гюден. Вот только как бы узнать, чья возьмет? – воскликнул Купьо.

На этот раз на всех лицах выразилась единодушная тревога.

– Завернем вон на тот постоялый двор, – сказал патриот, – и спрячем там карету, пока не узнаем, чем кончилось сражение.

Совет казался весьма благоразумным, и Купьо послушался его. Патриот помог вознице спрятать экипаж от чужих глаз за кучей хвороста. Ректор, улучив удобную минуту, шепотом спросил Купьо:

– У него в самом деле есть деньги?

– Э-э, господин Гюден, если то, что у него есть, попадет в карманы вашего преподобия, они от этого не станут тяжелее.