Размер шрифта
-
+

Штиль - стр. 9

Долбанные пранкеры находят это забавным.

Оттого я не в восторге от маминого предложения. Я не хочу, чтобы ей стало известно о том, какую стремную славу мне удалось заслужить среди других студентов, а также о моей бессовестной лжи.

– Нет, мам, – устало говорю я, – не надо. Я сама к вам приеду, но позднее.

Я вешаю трубку, и, не успев даже убрать телефон, сгибаюсь вдвое, исторгая содержимое своего желудка на лестницу. Я держалась, пока висела на проводе, но рвотные позывы усиливались, по мере приближения к моей квартире. На сей раз шутка зашла слишком далеко.

К моей двери приколота мертвая белка, и при всем желании я не смогла бы подойти к ней, чтобы снять с нее записку и прочитать. Это совсем не смешно. Это страшно. Я до дрожи боюсь того, что может быть там написано. И что-то подсказывает мне, что день моей амнистии уже не наступит. Дальше будет только хуже.

Я не смогу это вынести.


***


Я иду на мост, потому что слышала – у этого моста дурная слава. Все люди приходят туда примерно с одной-единственной целью, не даром в городе его прозвали «мостом самоубийц». Желающих прервать свою жизнь не останавливают ни высокие ограждения, ни частые полицейские патрули.

Они не останавливают и меня.

Я думаю, что лучше брошусь вниз, чем дождусь, когда уже не мертвое животное, а меня саму распнут, приколют, как засушеную бабочку, к двери собственной квартиры.

Все меня ненавидят.

Тиффани меня ненавидит, хотя плевать я на нее хотела.

Стиви меня ненавидит, что куда важнее.

Он не даст мне второго шанса. Он считает меня сумасшедшей, чокнутой, ненормальной, отбитой. Стремной. Кринжовой. Опасной и гадкой. Он никогда больше не станет со мной разговаривать. Он никогда больше меня не поцелует. Он боится меня. Он меня презирает.

Я гоняю эти мысли по кругу, глядя на опавшие листья и мусор, что тащит река. Вода кажется черной, и, надо думать, она очень холодная. Я гадаю – я сразу умру, в момент падения, или буду барахтаться и долго, мучительно задыхаться, уходя к самому дну?

Не узнаю, пока не проверю.

Воровато оглядываясь, я проверяю, нет ли поблизости какой-нибудь полицейской машины или случайного прохожего, что захочет мне помешать. Полицейских нет, а прохожий, как на зло, есть, но, к счастью, нас разделяет проезжая часть. Чтобы меня остановить, ему придется рискнуть головой, бросившись наперерез машинам, а никто не готов во имя спасения «ближнего» жертвовать собой любимым.

Мы таращимся друг на друга, и мне начинает казаться, что и он пришел сюда за чем-то подобным. Немудрено, учитывая репутацию этого места. Но мне не нравится, что даже в момент смерти я не одна, а вынуждена делить «мост самоубийц» с кем-то еще.

Вот почему ему было не прийти в какое-нибудь другое время?

Я мерзну и злюсь.

А незнакомец вдруг машет мне, словно узнал старую знакомую. Я растерянно верчу головой – нет ли поблизости кого-то еще, кому он и подает свои странные знаки, но в этой части моста я одна. Я пожимаю плечами и развожу руками.

Типа я не понимаю, что ему нужно.

Ветер треплет его длинные темные волосы, свисающие вдоль лица так, что мне трудно разглядеть его выражение, но за ними, за этими прядями, мне мерещится улыбка.

И чему, интересно, тут улыбаться?

Он подносит два пальца к физиономии, а потом ведет ими в мою сторону.

Страница 9