Штиль - стр. 8

Ноги не держат.

Я сажусь возле своего оскверненного храма, и, баюкая коробку в руках, горько плачу.

***

Дальше события развиваются довольно предсказуемо. Конечно, каким-то образом, и надо думать, не без участия Стиви, личность «старкерши» становится известна каждой живой душе, как в нашем колледже, так и во всем интернете. Однокурсники меня избегают. Никто, даже Тиффани, не садится со мной ни за одну парту, ни за один стол в столовой или библиотеке. Я словно чумная крыса в осажденном городе, и малейший контакт со мной грозит навлечь на человека проклятье и несмываемое клеймо позора.

И, конечно, Стиви меня избегает, что хуже всего.

Я утешаю себя тем, что обо мне рано или поздно забудут, когда появится новый повод для пересудов, но постепенно начинаю сомневаться, что мне хватит терпения дождаться этого чудесного дня. Возможно, это самообман, и мне уже никогда не удастся вернуться из страны изгоев в ряды нормальных людей. Но я держусь. Я же знаю, что Стиви – хороший, добрый парень, у него чуткое сердце, он отойдет.

Он поймет, что в моей одержимости нет ничего страшного – это просто такая любовь, и по правде, никто не сможет любить его так сильно, пылко, преданно и самозабвенно, как я. Все закончится хорошо. Я прочитала ту книгу про сталкеров, а потом еще несколько типа нее, и там все заканчивалось любовью до гроба. Людям просто нужно время, чтобы свыкнуться с такой силой чувств и преодолеть страх перед ними.

К ноябрю моя надежда гаснет, а разговор с мамой окончательно ввергает меня в пучину отчаяния. Мама не знает, что Стиви до недавнего времени был не в курсе о моем существовании, как не в курсе, что он, между прочим, мой парень. Я присылала ей фотографии, сгенерированные в нейросети, где мы со Стиви были вместе, а мама… ну людей старшего поколения легко обмануть, куда им угнаться за всеми достижениями цивилизации?

Фотки выходили такими реалистичными, что она мне поверила.

По-прежнему верит. И я все еще создаю эти фейки, пусть теперь и обливаясь слезами.

Мама звонит мне.

– Как у тебя дела, пуговка? – воркует она, – как учеба? Справляешься? Не хочешь приехать к нам на выходные поесть нормальной домашней еды? Или ты теперь все время со своим кавалером? Может, вместе приедете? Я приготовлю…

– Фу, мам, – отмахиваюсь я, – во-первых, никто не говорит «кавалер», мы же не в восемнадцатом веке. Во-вторых, он не готов пока знакомиться с моей родней…

– Ну что тут такого, малышка? – спорит она, – речь же не идет о «знакомстве-знакомстве», просто «зависнуть» вместе. Или ты нас стыдишься? Мы с твоим папой очень прогрессивные, не какие-нибудь лохи.

– Прогрессивные люди не говорят «лохи», – осаживаю я, – это кринж.

– Ладно-ладно, – вздыхает она, – но я скучаю, милая. Приезжай одна, я просто хочу тебя видеть. Или… может, я приеду?

Я останавливаюсь на последнем пролете у своей квартиры, чтобы проверить – свободен ли путь.

Дело в том, что с того самого момента, как для окружающих я стала «маленькой психопаткой», «сталкершей», «опасной ебанашкой» и далее по списку, я постоянно получаю маленькие приветы от незнакомцев. В лучшем случае это розы без шипов или пионы, но мне случалось найти у себя под дверью и старые вонючие кроссовки с открыткой «их носил Стиви Вендел» или кучку дерьма с посланием похожего содержания.