Штиль - стр. 22

– Нет, – говорю я. Я не боюсь. Хоуп-трусиху забрали воды реки и она никуда бы с ним не поехала. Я хочу быть храброй, потому что он увидел это во мне. Я его не разочарую. Я пройду эту проверку на прочность.

– Хорошо.

Словно нехотя выпустив меня из своих рук, он забирает наши вещи из багажника. У него только рюкзак, но я этому не удивляюсь. Я уже заметила за Эзрой привычку к аскетизму в быту. Мне совестно, что я избавилась от кучи барахла, но все равно умудрилась накидать с собой целый миллион вещей. Собиралась я в каком-то бреду. Толком не помню, что в этой сумке, но даже со стороны она выглядит весьма увесистой.

Эзра забрасывает ее себе на плечо, а ключи от машины оставляет в дверце. Я изумленно округляю рот.

– А как же…

– Ее заберут, – отмахивается он, – мне все равно ее одолжили.

О. Выходит, эта колымага не его, а у него, скорее всего, где-то припрятана тесла, которой Эзра не пользуется, потому что возвысился над презренными мирскими благами. Я пришла к этим выводам, сложив кое-какие сведения, что мне удалось вытянуть из него в дороге – типа он не всегда был таким буддистом, а когда-то также, как и все остальные, тонул в болоте мещанства и культуры потребления.

У тебя есть родители? Да, но мы не общаемся. Ты учился в колледже? Да. Кем ты работал, ну до…? Теперь никем. Почему у тебя так мало вещей дома? Столько хватает. Почему у тебя нет сотового? Потому что он мне не нужен. А раньше был? Был. А ноутбук или комп? Был. Почему ты читаешь все эти книги?

Потому что они не производят шум.

Как-то так. И, по-моему, это очень круто. Стиви Вендел напоминал жвачку: яркая обертка притягивает внимание, но сладость быстро приедается, а во рту остается пресный кусок резины. Если продолжить мысль, Эзра – скорее лакричная конфета. Она специфическая на вкус, но ее хочется распробовать, чтобы оценить все полутона. Это зайдет не каждому, но он и не стремится всем нравиться. Стиви напротив хотел, чтобы его любили. Он из кожи вон лез ради этого.

К черту его. Он все дальше, как и берег. Мы сидим на корме старого рыбацкого катера, и волны задорно плещутся о борт. Ветер обдувает нас со всех сторон. Море серое и неприветливое, так что я быстро мерзну в легком пальтишке и спасательном жилете. Другой теплой одежды у меня нет – я намеревалась разгуливать по дорожкам кампуса, а не бороздить водные просторы. Мама пихала мне с собой дутую куртку, но я всячески отнекивалась, ибо не хотела в ней позориться, в ней я похожа на снеговика. Теперь я жалею.

Эзра расстегивает свой рюкзак и извлекает оттуда огромный черный палантин, который заботливо набрасывает на мои плечи поверх жилета. Я успеваю заметить, что в рюкзаке почти пусто, но на поверхности виднеется книжный корешок. Ладно, не мы оба ужасно непрактичные. Меня так и тянет это как-то прокомментировать.

– Мы едем на две недели, а ты взял с собой только книгу? – говорю я, вынужденная повышать голос, чтобы перекричать ветер, – это типа предмет первой необходимости?

Я ловлю его улыбку, почти спрятанную за растрепавшимися длинными прядями. Эзра подцепляет книгу, открывает наугад, и зачитывает мне прямо на ухо:

– Душеспасительные книжки

Пекут у нас теперь в излишке,

Но, несмотря на их число,

Не уменьшилось в людях зло.

После он бросает книгу за борт. Я ошарашенно наблюдаю, как она тонет в водовороте, рожденном мотором катера. Да… Я впечатлена, а Эзра, безусловно, знает толк в картинных жестах. Мне жаль только, что я не успела удовлетворить свое любопытство и изучить обложку. Что это, хоть, такое отправилось в плавание?