Штиль - стр. 17

– Они чувствуют в тебе слабость, – говорит Эзра, и его большой палец скользит вверх, касается моей нижней губы, чуть оттягивая ее вниз, – покажи им зубы и никто тебя не тронет.

– Легко сказать, – нервно смеюсь я. Я уже не испугана, а смущена. Этот жест куда интимнее, чем все, что когда-либо происходило между мной и… кем-то. Наверное, даже в сексе с вожделенным Стиви Венделом было меньше эротизма. Я уж молчу про армию своих игрушек. Я вся трепещу. И оттого теряю контроль над моим речевым аппаратом. Он готов исторгнуть что угодно, лишь бы этот странный мужчина не переставал прикасаться ко мне таким образом.

– Я трусиха, – признаюсь я, – я…

– Нет, – возражает Эзра, – трусихой была та Синди, но ее больше нет. Ты – очень храбрая. Я вижу в тебе это.

Он вдыхает в меня веру в это утверждение вместе с поцелуем. Темным и глубоким, как река, что неспешно бежит рядом с нами, разбивая на осколки свет фонарей на мосту.

***

Как выясняется, головокружительный поцелуй – был лишь демо-версией, и все, о чем я могу думать отныне – это как приобрести премиум-подписку со всем доступным функционалом. Я опасаюсь, что для этого мне придется основательно поднабраться терпения, ведь причина кроется в колоссальной разнице в возрасте между мной и Эзрой, о которой он за каким-то чертом вспомнил и держит в голове. Пятнадцать лет – это, конечно, не шутки, но разве преграда для истинной любви? Я уже совершеннолетняя. Я взрослый человек и имею право распоряжаться судьбой и телом по своему разумению. Но, увы, недостаточно взрослый человек, чтобы осмелиться поднять эту тему.

Потому я довольствуюсь тем, что Эзра мне дает – а за пару недель это уже куда больше, чем за два чертовых года дал Стиви Вендел.

Все время, что я не на учебе (Эзра настаивает, что мне не стоит на нее забивать, особенно из-за насмешек однокурсников), я торчу у него. Он нигде не работает и ничем не занят, кроме чтения книг. Я тоже волей-неволей к этому пристрастилась, следуя его примеру. В его компании мне все равно стыдно доставать свой айфон, воскресший из мертвых, а надо чем-то себя занимать. У Эзры нет телефона (это странно, но круто), нет телека или ноутбука. Только толстые фолианты, которые он откуда-то приносит целыми стопками и раскладывает на подоконнике. Пока он разбирает новые поступления, я тихонько сижу рядом, поглядывая на пыльные выцветшие обложки из-за его плеча. Иногда, осмелев, я по-собачьи кладу голову ему на локоть, и он будто неосознанно, но очень ласково гладит меня по волосам.

Я тащусь, но мечтаю о большем.

Волосы я перекрасила – обратно в родной цвет, сочтя свои розовые и голубые прядки каким-то ребячеством. Я изменилась. И поэтому и избегаю так яростно своей квартиры, которая кажется склепом той Хоуп, которую я отправила в плавание вместе с несчастной белкой. Она была слабой. Глупой. Поверхностной. Она забивала свою пустоту всем этим бессмысленным хламом, но он не заполнял ее, а лишь громоздился мертвым грузом, что тянул меня на дно. Лишь в скучной – как мне казалось – квартире Эзры и рядом с ним я наконец-то чувствую себя полной. В духовном смысле. Не в физическом. Но однажды…

Однажды это изменится.

Подсказку мне дает само провидение, когда в библиотеке колледжа я случайно сталкиваюсь с заучкой Тиффани Пирс, недолго бывшей моей «подругой». Я успела забыть, что библиотека – ее естественная среда обитания. Она меня замечает, но не сразу решается подойти, а долго присматривается с таким видом, будто не узнает. Еще бы – другая прическа, другая одежда и совсем другой стиль жизни. Я, как хорошая девочка, пришла взять литературу по программе вместо того, чтобы читать ее в кратком содержании в интернете.