Шея ломается со звуком Хрясь - стр. 6
Чиркнув зажигалкой, я осторожно взял лист бумаги, свернул его трубочкой и с размаху прихлопнул муху.
Глава 7
6 дней до убийства
Почёсывая затылок, я стоял перед стеллажом с собачьим кормом.
– Ну и?..
Мы переглянулись с псом: тот лежал на кафеле, раскинув лапы вдоль туловища.
– Что предпочитаете? – я взял первую попавшуюся консерву. – Индейку? Что?.. Нет? Тогда… – тянусь к верхней полке. – Говядина?
Робин шумно выдыхает ноздрями.
– Курица? – чешу глаз… Эта псина после больницы дала мне поспать от силы три часа и ещё выкобенивается… – Так, всё, беру тебе вот эту, – хватаю консерву с красным акционным ценником.
Иду на кассу. Поводок напрягается и оттягивает руку. Оборачиваюсь. Бруно лежит на том же месте.
– Что ещё?
Облизывается… Я подхожу и сажусь на корточки рядом с ним. На уровне его морды пыльными рядами стоят консервы… беру верхнюю: на этикетке фотография рыбы.
– С сайрой? Ты этого хочешь?
Опять облизывается.
– Ох… я думал, рыбу едят только кошки, – удивляюсь я, хватаю ещё пять штук и, прижав к груди, иду на кассу, на этот раз вместе с Бруно.
– Красивый пёс, маленький ещё, – пробивая штрихкод, заявляет продавец. – Породистый?
– Ты породистый? – обращаюсь я к Бруно, высунувшему язык. – Не знаю, он мне не ответил, – это я говорю уже продавцу.
Последняя консерва скрывается в пакете. Рассчитываюсь. Снизу доносится писк…
– А кто это у нас тут бандит такой? – продавец включил стиль «ути-пути» и свесился над прилавком. – Отличная чистилка для зубов.
Я смотрю на Бруно, ухватившего зубами пупырчатую резиновую игрушку. С ценника, торчащего у щеки, капает слюна.
– Берёте?
– Нет.
– Но пёс уже взял.
Вот зараза… и ставят же прямо на уровне собачьей морды.
Я вновь прикладываю карту и, улыбнувшись одними губами, выхожу из зоомагазина. Толкнув дверь, спрашиваю:
– А почему вы сказали, что он маленький?
– Уши.
– Что «уши»? – смотрю я на пса.
– Не окрепли ещё, кончики прижаты.
– А-а-а, – протянул я и вышел.
Сев на лавочку возле придорожного сквера, я разместил рядом консервы, подобрал с асфальта облепленную грязью слюнявую игрушку и сказал:
– Иди… ну, гадь там. Писать, какать – бегом.
Пришлось добавить жестов. Но Бруно ни бум-бум.
– Ты же сам меня с постели поднял… Ай, да ну тебя…
Пёс сел на задние лапы и уставился на меня.
– ГА-ДИТЬ! – тяну. – Туууу… дааа…
Я привстал с лавочки и, похлопав, облюбовал ему проплешину в травке.
Робин принялся чесать лапой за ухом.
– С тобой хрен договоришься. Сидеть до вечера не буду. Всё тогда, – дёргаю за поводок, но тот, как скала, прирос к земле. – Пошли-и-и! – шея выгибается. – Тьфу на тебя, и как тебя твой хозяин терпит?..
Опускаюсь на лавочку. Достаю телефон и – ну конечно! – в этот самый момент он меня тянет. Да так, будто нет ничего важнее. Подойдя к ближайшему дереву, Робин задрал лапу и пискнул.
– И это всё?
Опять тянет… уже к следующему дереву. Я только и успевал быстрым шагом за ним бегать, а пакет с консервами то и дело бил по ноге.
Когда с писательными процедурами было покончено, и одна ворона лишилась отменных чёрных перьев на заднице, я еле как затащил Бруно домой.
Отперев дверь, я вспомнил, что забыл купить миску… ладно, в другой раз. Вывалив целую консерву в обычную тарелку, я поставил её на пол, и Бруно тут же набросился на еду, заелозив тарелкой по полу.