Северный ветер. Том 1 - стр. 42
– Ah mõrí?
Я посмотрела на Акха Джахара. Нежностью в его глазах вполне можно разбивать вдребезги женские сердца. Мужские, в теории, тоже…
– Ah am vasahtü im zült?
Я кивнула и опустила голову, но мьаривтас ухватил меня за подбородок двумя пальцами и заставил посмотреть на него, склонился и повторил вопрос шепотом:
– Saík mõrí, ah am vasahtü im zült?
Я замерла, разглядывая белые искорки на ярко-голубой радужке, и честно ответила:
– Нин.
Не хорошо у меня дела. Не в порядке я. Стою перед мужчинами испуганная, растерянная, голодная и медленно замерзающая в одной рубашке под плащом, пока они обсуждают меня и, кажется, мою дальнейшую судьбу!
Я думала, что слезы закончились, но глаза снова увлажнились. Акха Джахар притянул меня к себе и крепко обнял, игнорируя сухие покашливания Кхар Джахара. Шепнул:
– Saík mõrí …
Я уткнулась лбом ему в грудь и обхватила рукой за талию. Он что-то сказал всадникам и повел меня к шатрам, попутно раздавая указания. Мужчины засуетились, забегали по лагерю и, судя по радостным лицам, получали от этого настоящее удовольствие.
Оказавшись возле моего шатра, Акха Джахар кивнул на полог, заменявший дверь.
– Ah dürfaráh saké ad akás?
Я открыла рот, чтобы сказать, что не поняла – эта фраза прочно вошла в оборот, и мои спутники давно выучили ее – но он опередил меня. Указал пальцем на себя, на шатер и изобразил ходьбу.
А, в гости просится…
Я согласно кивнула, хотя больше всего мне хотелось остаться одной.
Мужчина откинул полог и пропустил меня вперед, как истинный джентльмен. Сам войти не успел – его окликнул Кхаад:
– Sip mãrivtás!
Что за сип?
Акха Джахар задержался на пару секунд и вошел в шатер с моими вещами, сложенными аккуратной стопкой. Конечно же, сухими.
Я подавила стон, заметив нижнее белье между футболкой и толстовкой, и забрала протянутую одежду, так и не выпустив кинжал из рук.
– Мюрика́с.44
– Müritís, mõrí.
Я вопросительно приподняла брови, и он указал на меня.
– Mürikás, mãrivtás!45
Я слабо улыбнулась, когда он спародировал мой высокий голос, а потом прижал ладонь к груди и пробасил гораздо ниже, чем говорил:
– Müritís, mõrí!
– А, поняла, мюрити́с это пожалуйста.
Мьаривтас прищурился и медленно повторил:
– Па… жа́… лу… ста.
Я улыбнулась увереннее и произнесла по слогам, расставляя акценты на гласных:
– По-жа́-луй-ста! Мюрити́с!
– Па… жа́… лу… ста… Mar mõrí! Im saík suönnrá salé jü bragád.
Акха Джахар округлил глаза в притворном ужасе и забавно пробасил:
– Пажалу́ста! Nin, mõrí, salé jü bragád!
Он поежился и потер ухо, а я звонко засмеялась.
Ему не нравится, как звучит мой язык? Да его языком, если говорить на нем так же быстро, как всадники, можно врагов калечить!
Значит, брага́д – это грубый? Некрасивый? Черт его знает…
Акха Джахар горделиво улыбнулся.
– Im kakhaeêrís suönnrá пажа́-луста salís…
Он вскинул ладонь и ласково прошептал:
– Müritís.46
От его голоса по моим предплечьям побежали мурашки, а в груди кольнуло. Я повторила про себя: суоннра́ – это язык, а кахаээри́с – его название…
– Кахаээри́с суоннра́…
Всадник воскликнул, прижимая ладонь к груди:
– Mar malt суоннра́! Im suönnrá…
– Им суоннра́…
Акха Джахар обреченно покачал головой.
– Salé jü bragád!47
Он прикрыл лицо ладонью, позволив мне заметить его задорную улыбку. И я засмеялась громко и весело, как не смеялась уже целую вечность. Акха Джахар смотрел на меня сквозь пальцы с нескрываемым удовлетворением, и я благодарно улыбнулась ему – этого он и добивался.