Севера. Большой сборник рассказов - стр. 19
– Как он тебя, Михалыч, а? Уел, уел…
Второй дед, тот самый, махорочный, хрипло прокашлялся и провозгласил:
– Еще один Соболь объявился. Валер, это ж твой?
Батя разогнулся, хрустнул спиной и ответил:
– А то не видишь…
– Вижу, как не видеть, ваша порода, языкатая…
Кто-то заржал, кто-то спросил:
– А старшего чего с собой не привез?
– А старший в забое, уголек рубает.
– Ты смотри, династия прям. Ты-то в шахту пойдешь? – это уже ко мне.
– Не, нечего там делать.
– А куда ж ты пойдешь?
В разговор вступил батя:
– А ты с какой целью интересуешься?
Спрашивальщик не смутился:
– Ну как же, у меня вон дочка растет. Парень толковый, обженим махом…
– Много вас таких женильщиков. Не, мы просто так за здорово живешь жениться не станем. Вот ежели бур свой в приданное дашь, тогда еще подумаем…
Со всех сторон полетели советы, чего еще надо запросить и как ловчее жениться. И тут откуда-то из-за спины раздался неуверенный голос:
– Мужики, у меня это… лунка замерзла. Кинет кто-нибудь палку?
Плес грохнул. Плес жахнул. Плес заржал так, что с елок в дальнем лесу посыпались иголки. Молодой паренек в очках и явно большом треухе ошарашено смотрел на ухохатывающихся рыбаков. Дождавшись, когда установится относительная тишина, он очень серьезно спросил:
– Мужики, ну лунка-то мерзнет. Есть у кого палка?
Его вопрос потонул в общем хохоте. Отсмеявшись, Вовка подошел к пареньку, протянул ему бур:
– Бури новую. Только старую не разбуривай, ножи посадишь. И вообще… если старая лунка перестала нравиться, ищи новую.
Кто-то неподалеку зашелся в хохоте пуще прежнего, мужики загомонили, зашумели.
Паренек, увидев в Вовке родственную душу, спросил:
– А чего все смеются?
Вовка, не желая обидеть паренька, отговорился:
– Да не обращай внимания, настроение у народа хорошее, вот и ржут как кони. Ты вот скажи лучше – тебя как зовут?
– Вовка – парень отчаялся что-либо понять и настаивать не стал.
– Тезка, значит. А работаешь ты где, Вовка?
– На почте – Вовка поправил очки на переносице и шмыгнул носом.
– Печкин! Как есть Печкин! – дед Михалыч размашистой походкой подошел к двум Вовкам. – Быть тебе Печкиным, сынок.
– Так и знал – Вовка вздохнул, махнул рукой и пошел бурить лунку…
Вот так Бедариха окрестила никому до той поры неизвестного парня Вовку. Раньше он был просто Вовка, а теперь – Печкин! Еще одна легенда родилась на Бедарихе. А сколько их таких было? Сколько еще будет? Я неподалеку от Бедарихи нырял в промоину, и вытащили меня, зацепив буром. Батю на Бедарихе все знают как самого уловистого, а Вовке дали прозвище Врунгель за его бесконечные рассказы про флот. Деда Михалыча все уважительно именуют Батей – он тут самый старожил. Когда перестанет на лед ходить, почетный титул Бати перейдет к другому такому же заслуженному. До Михалыча почетным Батей был совсем невзрачный с виду дедок Гаврилыч. Он был навроде хозяина плеса. Костерок всегда делал, чаем угощал, если кто без пайки на льду оказался. Подойдет к каждому, о житье-бытье расспросит. Когда помер Гаврилыч, всем плесом хоронить ездили… А здоровенный рыжий мужик отзывается на Малыша. Этот Малыш на спор три десятка лунок за раз бурнул, всему плесу хватило…
Солнце обливало плес и наши плечи нежаркими совсем лучами, обещая скорую весну. В тайге на берегу разрывалась кукша и дробно долбил дятел. В Иганино лениво брехали псы да мычали в стайках коровы. У костра заваривался неспешный разговор. Вспоминали былое, надеялись на лучшее. А мы устроились пить чай и встречать новый день нам Бедарихе…