Серебро для Отшельника - стр. 37
— Отвези меня на берег, пожалуйста, мне холодно, - зябко поводит плечами.
Прежде, чем вновь взяться за весла, протягиваю ожерелье ей. Воспитанница смотрит на него невидящим взглядом. Того и гляди прольется слезами. Но держится, сидит в прямой спиной, хотя плечи все же чуть заметно ссутулились.
Я продолжаю держать ожерелье в руке, ожидая ее реакции на него.
И Эли все же берет его. Подцепляет непослушными пальцами, едва не роняет, но забирает. На шею, ожидаемо, на одевает.
Внутри нехорошо шевелится что-то… склизкое, холодное, ядовитое. Ощущение, будто не ожерелье ей передал, а черную гадюку из пустыни Мапхаатха. Я и подумать не мог, что будет так тяжело. Тяжело самому.
Заранее знал, с самого начала, для чего держу ее при себе, для чего обучаю и окружаю заботой. И все шло хорошо, все было правильно, пока она оставалась девочкой. Даже год назад еще все было хорошо. Но эти дни все изменили, надорвали что-то во мне самом, когда увидел ее там, во дворе замка, взлохмаченную и радостную, встречающую меня после полета. Когда танцевал с ней в полутемном зимнем саду, уже тогда чувствуя, как она льнет ко мне, как вздрагивает от моих невесомых прикосновений. Когда вел ее вчера на бал, когда гордился, как на нее смотрят, как она держит себя, как касается меня улыбкой.
Во мне что-тор ломалось, корежилось, разбивалась с тяжелым грохотом.
И мне было невероятно трудно оставить ее потом возле ее комнаты. Оставить после того, как Эли совершенно невинно поцеловала меня в щеку. Потому что внутри меня к тому моменту гнездился уже не воспитатель, не покровитель. Во мне остался лишь мужчина, который хочет эту молодую, полную жизни женщину.
Я остановил себя, запретил думать о том, чему не должно свершиться. Казалось бы, Император может позволить в собственных землях себе все. Но нет.
Остаток пути обратно проводим в густом тягостном молчании – и как только борт лодки касается пристани, Эли опрометью бросается прочь. Едва не опрокидывается. Я тянусь к ней, чтобы помочь, но она шарахается от меня, точно от огня. Выпрыгивает на сушу и бежит.
Но, сделав с десяток шагов, все же останавливается.
Ее спина вздрагивает – и до меня доносится звук уже не сдерживаемого рыдания.
Медленно поворачивается ко мне.
Я должен был заметить ее чувства раньше, должен был понять, что моя маленькая Эли больше не девочка, и что из ее глаз смотрит далеко не благодарность. И, как все молодые люди, сейчас она полностью отдана своему новому чувству, поглощена им, купается в нем. Купалась до недавнего момента.
Сейчас же ей очень больно и обидно.
Я опытен и умею контролировать себя, чтобы заглушить собственные порывы.
Она – нет.
— Ты бы мог взять в жены меня! – кричит она, не скрывая и не стесняясь слез. – Меня! Я так старалась, чтобы ты гордился мной. Мне противны эти разговоры о крови. Я – никто. Безродная дворняжка, которую ты подобрал на обломках королевского замка. Никто не знает, что за кровь бежит по моим венам. А тебе не приходила в голову мысль, Эр, что мои родители не из королевской семьи, а какие-нибудь простолюдины? Что я никто? Ты сделал из меня картинку, образ - и вчера представил этот образ на суд своих гостей. Твоих, ведь правда? Не я их приглашала – ты. Знал, перед кем я должна сыграть послушную и заранее прописанную роль. И я сыграла. – Она отвешивает мне шутовской поклон. Слезы в ее глазах злые, наполненные несдерживаемой обидой. – Рада, что угодила всем и каждому.