Сердце Рима - стр. 41
– Думаешь, я пал так низко? Тебе ли не знать, что используется любая слабость.
Лорин кивнула. Ей были хорошо известны самые точные методы воздействия, и теперь предстояло узнать их на себе. Палач примеряет собственные пытки.
– Увези их.
Наставник, который теперь выглядел стареющим волком, потерявшим клыки и когти, несколько раз кивнул.
– Сейчас за каждым моим шагом следят. Но верные люди готовят для меня кое-что. Дестану можно доверять, ты ведь помнишь его.
Она кивнула. Так звали мавра, служившего при ней охранником в Бенгалии. После спешного побега обратно в Великобританию Дестан вернулся на службу к Харди, и более она о нем не слышала. Лорин, к своему стыду, никогда не интересовалась его судьбой, поскольку была слишком озабочена собственной.
– В Индии вы неплохо ладили. Я увезу их, клянусь, у меня есть еще надежные убежища…
Лорин почувствовала легкую дурноту:
– Замолчите, сэр, – шепнула она. Побелевшие пальцы сжались в замок.
Опомнившись, учитель со страхом посмотрел на нее:
– Не думаю, что они опустятся до пыток…
– Ты сам знаешь, что могут, – натянуто улыбнулась она. – И когда меня спросят, где ты, я не хочу знать.
Он ушел молча, не прощаясь, не обещая. А она ответила ему любезностью и не стала размазывать слезы по щекам. Только когда его шаги окончательно стихли, Лорин позволила себе завыть от ужаса и безысходности, чьи ледяные когти впились в нее смертельной хваткой.
Это была странная ночь. Вскоре за первым посетителем появился второй. Его Лорин никак не ждала. Лучше бы этой встречи не было вовсе, и уж тем более – в темнице, когда она, точно обезумевшая птица, бьется в отчаянии.
Его шаги были тяжелее рока. С накидки опадал мелкий снег, превращаясь в капли. В глазах горел огонь сотен печей. Лорин пожалела, что в ее руках нет ни ножа, ни удавки, и все, что ей оставалось, лишь смотреть на его самодовольное лицо.
– Теперь ты на своем месте, – произнес тот, кого в узких кругах именовали Римлянин. Он скривил полные губы в презрительной усмешке. – И сдохнешь, как положено крысе. Тебе не дадут ни яда, ни морфия, я добьюсь того, чтобы тебя повесили у всех на глазах.
– Как жаль, – вздохнула Лорин, пригладив выбившиеся из прически волосы, – как жаль, что твою бычью шею не выдержит ни одна веревка. Да и не каждый нож пробьет эту броню из жира. Но когда тебя разорвут собаки, у них будет такой великолепный пир!
Он хрипло рассмеялся, продолжая с ненавистью смотреть на нее:
– Рычи-рычи, грязная потаскуха, тявкай, сколько влезет. Все отвернулись от тебя, даже хозяева. И знаешь, я позабочусь о том, чтобы всех твоих ублюдков извели, можешь не сомневаться. Дряхлый архивариус не защитит их, как не защитил тебя.
Лорин неторопливо подошла ближе и с отвращением плюнула ему в лицо. Римлянин громко выругался, схватился за шпагу, и тут же отпустил. Он расхохотался, утирая лицо перчаткой.
– Я приду на твою казнь. Кстати, – добавил он, переступая порог камеры, – знаешь, кто не так давно прибыл в Лондон? Наш общий знакомый. Какое горе, что Роберту Клайву, барону Плессей, ни к чему была бы шумиха из-за любовницы-шпионки, не так ли?
Бросив на нее последний взгляд, он вышел из камеры. Лорин дождалась, когда за дверью снова станет тихо, и лишь тогда со всей яростью швырнула подсвечник о стену. Проклятье! Клайв – барон? Великолепно. Но будь он хоть трижды королем, то не спас бы ее.