Сердце под прицелом - стр. 40
– Да я поняла, мам, поняла… – выдохнула я, перекидывая нагревшийся телефон на второе ухо. В процессе разговора держать его приходилось плечом, потому что обе руки занимал Всеволод. – Я одеваюсь, мам.
Качая сына, приглядывала за картошкой, которая тушилась на плите. Зыркнув в очередной раз в казан, осторожно прикрутила газ и кинула сверху на крышку, как делала мама, сложенное вчетверо полотенце. Пусть томится до готовности.
– Хочешь, я приеду?
Услышав это, я чуть не расплакалась. Грудь, горло – все сдавило. Скривилась так, что губы вывернуло. Задрожала, чувствуя, как стремительно заполнялись слезами глаза.
Потому что… Было тяжело. Очень.
Грудь задрожала, когда носом сделала вдох. С трудом ведь сдержалась.
Кто бы раньше сказал, что отреагирую так на мамино, обычно воспринимающееся навязчивым и раздражающим, желание помогать… Все бы отдала, чтобы она сейчас рядом была. Но это ведь не дело. Я должна учиться справляться самостоятельно.
– Нет, мам. Мы как-нибудь сами… Все, давай. Забот много. Завтра наберу, – выдала с показной бравадой, спешно прощаясь, чтобы не разрыдаться.
Отбросив телефон, прижала теплый комочек чуть сильнее, чем держала до этого. Сева, пошевелившись, закряхтел, а я, шмыгнув носом, улыбнулась. Когда же сын, сладко зачмокав, уткнулся в меня носиком, совсем в умилении расплылась.
Таким он чудесным был… До невозможного!
А пах… Господи, как восхитительно он пах! Чем-то таким родным, чистым, теплым и до мурашек нежным.
Выпускать из рук не хотелось. Так бы и стояла, вдыхая аромат, слушая дыхание и любуясь каждой черточкой, если бы не быт – требовательный и беспощадный.
Отнесла Севу в спальню, аккуратно положила в кроватку. В квартире было тепло, так что прикрыла только махровым пледом.
Задержалась все-таки... Не смогла сразу уйти.
Непривычно темные и вечно хмурые брови, крошечный носик, губки сердечком, пухлые щечки… Свекровь называла Севу мужичком, а свекор – командиром. Сын, и правда, с первых секунд жизни свои порядки наводил, строил всех, вне зависимости от возраста и звания, и сильно сердился, если мы не понимали, чего он хочет.
Долгие схватки, боль, от которой просто теряла сознание, жуткая беспомощность, удушающий страх, кровотечение – все это померкло, едва увидела сына. Не поверила бы сама себе раньше, но ради него прошла бы все это бесчисленное количество раз.
Хоть он и похож исключительно на Чернова, но каждой клеточкой мой.
– Севушка… – ласково прошептала, коснувшись щечки.
Счастливо вздохнув, повела плечами, чтобы разогнуть затекшую спину, и отправилась заниматься делами.
Занесла с балкона белье. Еще сырое было, но мама учила детское дотемна забирать. Развесила ползуночки, распашонки и кофточки на раскладной сушилке, а пеленки – на веревках в кухне. Свежевыстиранное из машинки в ночь, конечно, не потащила. Раскидала в ванной – там тоже были веревки, а я еще и полотенцесушитель использовала.
Сразу решила загрузить вещи Руслана, их-то можно было позже вынести на балкон. Плотные и преимущественно темные футболки, тяжелые и грубые штаны, строгие водолазки, однотонные рубашки, минималистические пуловеры… Когда брала его вещи в руки, ловила запах – чуть резковатый, смолистый, откровенно мужской… Внутри что-то сжималось и, переходя в горячую дрожь, разгоняло по коже мурашки. Даже дыхание сбивалось, пока справлялась, хоть я и старалась сделать это быстро.