Сделка с герцогом - стр. 2
– Ах да, Джастин, – сухо отозвалась Вероника.
– Твой брат имеет право знать, насколько болен ваш дед, – ровным голосом сообщила мать.
– Разумеется, – согласилась Вероника, устыдившись, что ведет себя как ребенок.
О том, что брат и сестра в ссоре, мать прекрасно знала, но, приезжая в родовое гнездо на праздники, ради дедушки Джастин и Вероника изображали мир и любовь. Разумеется, так будет и в это Рождество.
– Очень хорошо, мама. Значит, завтра мы с Мэри отправимся в Уитмор. Там и встретимся с вами.
Леди Холден кивнула. Затем, аккуратно сложив на коленях изящные руки в перчатках, взглянула дочери в глаза:
– Дорогая, я приехала сюда, чтобы поговорить с тобой с глазу на глаз, еще по одной причине.
Вероника тяжело сглотнула. Этого – настоящей причины ее приезда – она опасалась с той минуты, когда ввела мать в гостиную и приказала подать чаю. Кажется, Вероника догадывалась, в чем дело, и заранее этого страшилась.
Ее мать, миниатюрная и хрупкая, с чуть подернутыми сединой темными волосами, но все еще красивая, умела держаться по-королевски и распоряжаться так, что ей невозможно было не повиноваться. Вот и сейчас взгляд ее не дрогнул.
– У твоего деда есть последнее желание, – сообщила она торжественным тоном, соответствующим серьезности момента.
Вероника сжала губы и едва заметно кивнула. Лицо ее оставалось непроницаемым, но внутри все сжалось в тугой комок.
– Он хочет, – продолжила леди Холден, – чтобы на Рождество в Уитмор съехалась вся семья. Хочет увидеть всех… веселыми, радостными, любящими друг друга… в последний раз.
Вероника словно оцепенела; дыхание застыло в горле.
– Обещаю на протяжении всего праздника быть милой и вежливой с Джастином, если ты об этом беспокоишься.
Но она уже знала: совсем не об этом беспокоится ее мать и не об этом намерена попросить. Вероника предчувствовала, какими будут следующие ее слова, и от одной мысли об этом в горле пересохло и подступила тошнота.
– Я не о Джастине, – уточнила леди Холден, вздернув подбородок и смерив дочь строгим взглядом из-под приподнятых бровей, – так же она смотрела на Веронику много лет назад, когда та ускользнула из поместья ночью, чтобы искупаться в пруду.
Вероника тоже вздернула подбородок; ноздри ее гневно раздувались. Смысла притворяться больше не было, и она поинтересовалась, нервно теребя оборку своего темно-зеленого платья.
– А если он откажется?
Но мать не дрогнула, не отвела взгляд.
– Милая моя, быть может, он негодяй, но все же не полное чудовище. Неужто он не посмеет выполнить последнее желание умирающего?
На языке у Вероники вертелся ответ: «Раз ты так в нем уверена, сама его и попроси!» В конце концов, мать ведь поедет в Лондон, чтобы забрать оттуда Джастина. Почему бы по дороге не заехать к Эджфилду и не поговорить с ним самой? Теще он уж точно не откажет, верно?
Но тут же Вероника нахмурилась. Не откажет… может быть. Честно говоря, она не уверена, что Эджфилд не полное чудовище, но тем не менее не станет просить мать вмешиваться, так было бы нечестно. Этот человек – ее проблема, не матери; ей придется разбираться с ним самой.
– Хорошо, – со вздохом скаала Вероника. – Я приеду.
– И?.. – пожелала уточнить мать, не сводя с нее пристальных темно-карих глаз под безупречно изогнутыми бровями.
Стараясь не встречаться с ней взглядом, Вероника с показным легкомыслием тряхнула головой и пообещала, стараясь не думать о том, что понятия не имеет, как выполнить это обещание: