Сделка - стр. 81
«Я думаю, это только тело, - объяснила мне, возмутившемуся глупостью дяди подростку, мама. - Это как рефлекс. Если ты замерзла, а рядом горит огонь, ты подойдешь ближе, твое тело ищет удовольствия и пользы тепла. Ты даже не задумаешься. И чем сильнее продрогла, тем быстрее подойдешь. Вот и Баи видит что-то, что напоминает ему фатиум, думает о чем-то — и так же рвется к нему. Просто тело привыкло получать удовольствие таким образом, вот и все. Это совсем не Баи, не то, что мы помним и считаем им. Со временем он разучится связывать удовольствие и наркотик, и снова будет счастлив, качая на руках своего ребенка».
Мама, мама! Как же я была теперь ей благодарна за те слова, не нашедшие отклика в детской душе, но прояснившие мои мысли теперь! Тело. Просто тело видит источник удовольствия и тянется к нему, вот и все. Идж — мое порабощенное тело. Стоило признать, что огонь прикосновений Дариса был мне не просто приятен, но и безусловно зажигал восхитительно острое желание. Это не говорило обо мне ничего. Признать наличие желания как факт, не бороться с ним — и идти дальше, не давая ему изменить мою жизнь, вот что стоило делать.
Вопреки маминому прогнозу, дядя Баи не вылечился. Никто из пристрастившихся к фатиуму, встреченных мной, не смог избавиться от власти этого страшного наркотика. Ко мне приходили и они сами — страдающие, измученные, сломленные и полные неосуществимых надежд, и их близкие — угрюмые и выжатые, готовые на все, чтобы облегчить пристрастие. Меня молили помочь. Я сглаживала болезненную тоску, но стоило моим пациентам оказаться предоставленными самим себе, выбраться из-под неусыпного контроля супругов и родителей, они вновь находили короткий путь к счастью. Сломанные судьбы, все как одна.
Я была как они в начале, и все же, не совсем. Фатиум порабощал не только тело, но и разум, даря духовное блаженство, а Дарис, как бы ни старался, не смог этого сделать. Я была зависима от него иначе. В моих силах не пустить этот яд дальше, вглубь своего сердца и своей души. Не так уж сложно, правда, Идж?
Кроме того, мой любимый поддерживал меня. Келлфер никогда не дал бы Дарису снова приказать мне. Он не дал бы Дарису даже проснуться в моем присутствии, что уж говорить о влиянии. Мне не следовало бояться, как и не следовало делать глупостей.
25. 25.
Стоило мне смириться с мыслью, что я больше не увижу бойкую девчушку, и провалиться в неспокойный сон, в коридоре раздался шум, будто что-то несколько раз упало. Подскочив на кровати, я метнула быстрый взгляд на дверь в соседнюю комнату — она все еще оставалась закрыта, не было причин считать, что Дарис просыпался — а затем подхватилась и всего несколько мгновений спустя приникла ухом к холодному дереву. Руки уже сжимали засов, а я прислушивалась. Сердце колотилось где-то между ключицами, быстро, как если бы кто-то быстро бил ладонью в кожу бубна.
-Ния! - голос Янки был каким-то испуганным. - Ния, открой, это я, тут никого!
-Вернулась, - не сдержала я радости, распахивая дверь. - Я уж думала...
-Сейчас тут все полыхнет! - прервала меня Янка. Она была вся взлохмачена, платьице чуть намокло у ворота, будто она бежала. - Уходи скорее!
-Что ты такое говоришь? - не поняла я. - Что полыхнет?
Янка махнула рукой, уже разворачиваясь, а я, наконец, сориентировавшись, схватила ее за запястье с самой меня удивившей прытью. За собственным биением сердца я не слышала ее чувств. Разлитое по коридорам масло вспыхивало в мыслях Янки. Горячее и непреодолимое пламя захлестнуло и меня, вместе со злостью, детским жестоким восторгом и искрами азарта на кончиках пальцев. Загнанный зверек, вцепившийся в лицо охотника, вот кем она себя ощущала, и это несло ее вперед. А за всей этой бравадой, как всегда, скрывался страх.