Сделка - стр. 74

Я довольно зажмурилась: или дело в моем наставнике, идеальном наставнике, всего за один вечер так изменившем меня.

Мои руки еще горели поцелуями Келлфера: исступленными, нежными, виноватыми. Он просил у меня прощения за то, что не понял ужаса моего положения раньше, и спрашивал, почему я ему не рассказала о происходившем. Все, что я могла бы ответить моему любимому, касалось наших с Дарисом взаимоотношений, так что клятва затыкала мне рот. Келлферу не за что было извиняться, и я не верила, что все это происходит со мной. Он объяснял, что если бы знал, что приказал мне Дарис, то не позволил бы даже пытаться вернуть клятву, не подвергал бы меня этому издевательству и ненужному риску. Я тогда возразила, что риск был оправдан, но Келлфер покачал головой, как бы говоря – оно того не стоило.

«Илиана, теперь только ты и я. Не бойся».

Даже облачившись в новый, такой чуждый его привычному облик, Келлфер оставался собой. Сквозь гладкую эбонитовую кожу и темные, как горький шоколад, крупные глаза проглядывали милые мне черты. Он был Отино, рожденный вечером воин, а я — его дочь Ния, но также он был Келлфером, могущественным шепчущим, а я — Свет, как же сладко было так думать! - знатоком разума Илианой, его возлюбленной. Отино улыбался темными губами, обнажая крупные жемчужные зубы, но счастливый прищур безусловно принадлежал Келлферу. Я сказала ему, что узнала бы его под любой иллюзией, а он ответил, что я прекрасна любой, потому что свечусь изнутри, а темная кожа смотрится на мне как вуаль.

Я светилась потому, что он зажег меня. Потому, что позволил мне гореть, оградил от ледяного тушащего ветра и пылал вместе со мной.

Мой Келлфер.

.

Я встала и, стараясь ступать неслышно, подошла к занавешенному лиловым льном окну. Окна здесь были непривычными, очень красивыми, они состояли из двух частей. Верхней — круглой резной розетки в виде цветка, пустые проемы между лепестками которого были затянуты полупрозрачной тканью, такой тонкой, что солнечный свет, проходя сквозь нее, почти не встречал преграды, и нижней — широкого проема, сверху заканчивавшегося обращенной острыми концами вверх лунницей. Ткань на розетке, похоже, не давала насекомым залетать внутрь комнаты, а широкая штора нижней части была пропитана пахучим соком каких-то неизвестных мне трав — скорее всего, с той же целью: ни одна из мух, ищущих тени, и не пыталась оказаться внутри. Я погладила мягкий занавес своей золотистой ладонью, звеня массивными медными браслетами на запястье. Руки мои были очень изящными, с блестящими овальными ногтями, узкой кистью и тонкими длинными пальцами. Я вся была гибкой, как ива, и словно пышущей янтарем. Когда я увидела себя в зеркале, меня поразило, какими привлекательными могут быть пар-оольские женщины. Даже уколола тогда ревность: где Келлфер увидел красавицу, внешность которой предложил мне одолжить? - Мой любимый сказал мне, что изменил не так уж много, и прибавил, что так я выглядела бы, если бы родилась в Пар-ооле.

Я выглянула наружу: прямо посреди двора, под небольшим соломенным навесом, стояли четыре кадки с виноградом, и в каждой мял ногами сочные грозди полуголый пар-оолец. Все они были молодыми мужчинами, все носили синие тканевые ленты в переплетенных змеями длинных волосах, а значит, как объяснил мне Келлфер, принадлежали к одной семье. Хотя их дело явно было непростым в этот полуденный час, к изготовлению вина снующие вокруг рабы не допускались. Светлокожие и краснокожие, одетые куда проще своих хозяев, девушки и юноши подносили господам напитки и фрукты, вытирали им ноги, подавали обувь, помогали выйти из кадок и становились бледными тенями рядом, ожидая указаний. Неспешно прощупывая их, я с удивлением отмечала, что все во дворе были довольны своей судьбой, и даже разморенные жарой рабы не чувствовали себя обиженными. Лишь раз я ощутила страх — когда один из хозяев хлопнул по пояснице наклонившуюся рабыню, но девушка подняла взор, а мужчина, сделавший это скорее машинально, уже направился в дом, и рабыня улыбнулась с облегчением: она думала, что это пристает другой раб, девушке и в голову не пришло, что хозяин мог бы проявить к ней подобный интерес.