Рыжая - стр. 43

Я думаю, лучше бы умерли они обе, лучше бы не существовали вовсе, но мои ярость и злость быстро стихают. Картина, исполненная печали, тушит пожар в моей душе. Я не хочу видеть, но вижу, как горбится девчонка, сидящая на качелях, как осунулось ее лицо, как бледна и прозрачна кожа Лоры. Они не выглядят довольными тем, что проникли в чужой дом, в чужую жизнь, построив свое счастье на пепелище чужого благополучия.

Они будто прощаются.

***

Отец звонит почти каждый вечер, чтобы справиться, как дела дома. Я предоставляю ему сухой, односложный отчет. Я по-прежнему страшно зол на него. Тоби звонит куда реже. В лагере им не позволяют часто пользоваться единственным телефоном, и все разговоры с ним – сплошь жалобы на ужасные условия и просьбы забрать его из этого ада на земле. Он спрашивает меня, как там поживает его – наша – сестра. И вот тут я теряюсь, что ему ответить. Она и сама выглядит так, будто ее снедает ужасный недуг.

Мы не взаимодействуем, и каждый по большей части предоставлен сам себе. Иногда я захожу к ней, чтобы передать какую-то весточку от отца и Лоры, но это каждый раз стоит мне огромных душевных сил. Меня так и подмывает сказать ей что-нибудь в духе «твоя чертова мамаша еще не сдохла». Это было бы жестоко и глупо. А сама рыжая не спрашивает. Она побаивается меня и правильно делает.

В один из жарких июльских дней я приезжаю домой пораньше и застаю ее за роялем. Она испуганно вскакивает, готовясь к тому, что я устрою скандал из-за того, что поймал ее с поличным, но я этого не делаю. Просто смотрю на ее угловатую, мелкую фигурку с напряженно прямой спиной, объятую солнечным светом из окна.

Девчонка тянется к блокноту, оставленному на крышке рояля. Я пресекаю ее порыв оправдываться и говорю, пока она не начала строчить какую-то чушь или не сбежала:

– Можешь остаться. Я разрешаю.

Она изумленно выгибает брови. Все же принимается писать и показывает мне страницу, на которой одно-единственное слово.

«Почему?»

Общаясь с ней, я словно заражаюсь ее немотой, и слова застревают в глотке. У меня много слов, потому что с отъезда Лоры с отцом и нашего вынужденного заточения в доме, я много думал.

Потому что она не виновата в том, что отец изменял с ее матерью моей матери. Потому что она лишь такая же заложница обстоятельств, как и я. Потому что, между прочим, я не глыба льда, как говорит Тоби, и у меня есть сердце, а оттого я, к несчастью, сопереживаю ее горю. Я знаю, что такое, когда близкий тебе человек угасает на глазах.

Я знаю, что она чувствует. Моя мать тоже была больна. А еще она – эта рыжая девчонка – моя сестра, нравится мне это или нет. Вероятно, она и сама не знает правды о своем происхождении. Ей куда хуже, чем всем нам. И все так чертовски сложно!

Я проговариваю все это про себя.

Пожимаю плечами. Я не обязан отчитываться перед ней о причинах своего решения. Ни этого, ни другого, которое принимаю в этот самый момент.

***

Среди маминых вещей я нахожу ее старую телефонную книгу и молюсь всем известным богам, чтобы данные в ней не устарели. Мне везет. Мне удается связаться с одной маминой давней подругой, с которой они когда-то вместе учились в колледже. Мы как-то были у нее в гостях. Она живет на другом конце города, но, к счастью, не на другом конце вселенной. Теперь дело за малым. И это самое сложное.