Рыжая - стр. 38

Я опускаю окно, надеясь подслушать, что эти девицы говорят сестре, но с такого расстояния сложно разобрать. Мне не видно лица рыжей, но, судя по тому, как нервно она выуживает из кармана очередной из своих блокнотов, ей не очень нравится то, что она слышит.

Она не успевает дописать что-то на странице, прежде чем одна из девчонок, более крупная и рослая, вырывает у нее блокнот. Другая толкает ее ладонями в грудь, еще одна – чем-то замахивается в воздухе. Тут-то я понимаю, что самое время вмешаться.

Я действую прежде, чем успеваю все осмыслить. Лишь потом до меня доходит, что мне в кои-то веки удалось то, что я так долго пестовал в себе во имя примирения с Тоби. В эту минуту я не помнил, кто она. Я поступил так, как поступил бы, будь она моей сестрой в самом деле.

За настоящую сестру я вступился бы без сомнений. Если бы какие-то глупые, заносчивые курицы из школы вздумали обижать ее – мою, черт ее разбери, сестру, хилую и беззащитную, я устроил бы им знатную взбучку. За Тоби я прописал бы им так, что у них впредь отпало бы малейшее желание выкидывать подобные финты. А Тоби, наверное, испытывает то же самое по отношению к рыжей. Он готов драться за нее даже со мной. Вот и ответ. Все элементарно.

Я мчусь к ним, но уже слишком поздно. Одна из девиц успевает плеснуть в рыжую красной краской из маленькой бутылочки, которую тут же бросает в траву, следом летит и блокнот. Рыжая оборачивается – и алые капли оседают на ее волосах и пиджаке, лишь несколько достигают кожи на щеке и шее. Она дерганным движением вытирает их, и кажется, что тыльная сторона ее ладони перемазана не в краске, а в крови.

Мне не нужно ничего говорить – девицам хватает моего приближения с грозным и недовольным видом. Они ретируются со скоростью, которой позавидовали бы любые чемпионы по школьным нормативам. И рыжая тоже торопится подняться на ноги и убежать, но слишком дезориентирована, чтобы достичь той же прыти.

Я не знаю, что говорить, потому вместо этого стягиваю куртку и протягиваю ей, чтобы она могла тканью стереть краску. Она таращится на протянутую куртку так, будто я тычу ей в лицо ядовитой змеей, и качает головой. Она всегда так делает, когда хочет избежать разговора, я давно приметил за ней эту черту.

– В машину, – командую я и выходит как-то резко и грубо. Рыжая в курсе, что неповиновением раздразнит меня еще больше. С видом раннехристианской мученицы она принимает кофту, но не использует ее по назначению, а прижимает к груди и шатко встает. Стоит передо мной, вылупив темные глаза. В них ясно читается страх. Она, должно быть, думает, что ей ужасно не повезло: из огня да в полымя.

– В машину, – повторяю я.

Она понуро плетется следом, готовясь огрести еще и от меня. Но я всего лишь намереваюсь отвезти ее домой, чтобы избавить от других неприятностей, которые она найдет на свою морковную голову по пути от школы. Я открываю перед ней дверцу, подавляя желание силой затолкать в салон. Это не вписывается в рамки тенденции вести себя с ней «помягче», о чем меня в тот раз у озера просил Тоби.

– Что стряслось? – спрашиваю я, стоит рыжей занять место спереди. Раньше она всегда садилась сзади, забиваясь за сидение, и теперь явно испытывает острый дискомфорт, как от перемены, так и от ситуации в целом.