Рыжая - стр. 36
– Она не глухая! – взвинчено напоминает Тоби. – Она прекрасно тебя слышит! И если она хочет быть здесь и играть на рояле, то имеет на то полное право! Кто ей запретит Мама? О, ну, достань ее из могилы, чтобы спросить, что она об этом думает? Вперед, Винс! Отец? Да ему поебать! Ты? Ты здесь не главный! Какое тебе вообще дело!?
– Тобиас, – предостерегающе говорит Винс, – прекрати…
– Это ты прекрати! – не унимается Тоби. – Прекрати до нее доебываться! У тебя какие-то проблемы? Так и тянет лезть к кому-то, кто не даст отпора? Ну, попробуй! Она не даст, так я тебе вмажу. Если Лотти хочет играть – пусть играет! Я разрешаю. Или мое слово для тебя тоже ничего не значит?
Я вижу, как опасно сужаются зрачки Винса. Он поджимает губы и все же сдерживается. Он качает головой, брезгливо бросает ноты на крышку рояля и уходит. Тоби провожает его взбешенным взглядом и шумно дышит. Стоит старшему брату исчезнуть в полумраке коридора, Тобиас подходит ближе, аккуратно собирает разлетевшиеся листки и протягивает их мне.
– Держи, – говорит он.
Мои руки дрожат – я не могу принять этот дар. Я мотаю головой. Мне не нужна победа, одержанная такой ценой. Я думаю о том, что натворила, о том, что сейчас, должно быть, испытывает Винсент. Я не виновата в том, что его отец предал мать, но предательство брата – полностью моя вина. Это неправильно, неправильно, что Тоби встал на мою защиту, что они ссорятся из-за меня. Но я не могу даже пойти вслед за ним и извиниться, признаться, как глубоко сожалею из-за этой некрасивой сцены. Из-за его матери. Из-за всего вообще.
Я – чудовище. Я не заслуживаю доброты Тобиаса, не заслуживаю доброты Мод, не заслуживаю сидеть за этим роялем и вообще жить в этом доме.
– Он просто заносчивый придурок, – продолжает Тоби, чтобы меня утешить, но это совершенно не тянет на утешение. Я возвращаю ему ноты, только он не хочет их брать. Стоит с отупелым видом. Ему непонятны мотивы моих поступков и целого блокнота, десяти блокнотов не хватит, чтобы я смогла это объяснить.
Поэтому я пишу только два слова:
«Он прав».
Глава пятая.
Винс.
Я говорю себе: возьми себя в руки, черт тебя дери, остался последний год. Я не успею и глазом моргнуть, как настанет время покинуть отчий дом и отправиться в колледж. Я не хочу уезжать с тяжелым сердцем, полным раскаяния из-за того, что мне так и не удалось наладить отношения с братом. И почему, по какой такой причине? Вовсе не из-за несносной девчонки, она-то тут ни при чем. Из-за моего упрямства. Тобиас упрямый, но и мне свезло унаследовать эту черту. Она у нас семейная. С дедом невозможно было поспорить, с отцом тоже. Вот и мы с братом отличаемся абсолютной непримиримостью, если вдруг что-то вбили себе в голову.
Рыжая пигалица – лишь предлог, камень преткновения, но истинный конфликт мы раздули сами, без ее участия. Он убедил себя, что сводная сестра теперь его лучший друг, а для меня ненавидеть ее – уже больше вопрос принципа, чем реальное желание. В сущности, мне нет до нее дела. Она слишком жалкая и не стоит таких сильных чувств. И если Тоби отчего-то решил, что я обязан с ней поладить, я хотя бы попробую сделать это ради него.
Но и с самим Тоби непросто.
Он входит в ту самую стадию подросткового возраста, которую я, будучи немного старше, уже прошел, и вспоминаю с искренним отвращением. Большинство его поступков продиктовано непреодолимым стремлением делать что-то кому-то наперекор. К несчастью, мои попытки пойти на мировую он тоже воспринимает в штыки.