Рыжая - стр. 10
Услышав от отца о том, что он женится, я рисовал в своем воображении другую женщину – какую-нибудь красотку со страниц глянцевых журналов, кинодиву или манекенщицу. Блондинку с белыми зубами. Молодую, глупую куклу, что работала на отцовской фабрике машинисткой и страстно схватилась за промелькнувший перед ней шанс обеспечить себе безбедное существование. Но не Лору.
Она красива, но предельно далека от образа пустоголовой куклы или хищной акулы, падкой до наживы. Пока мы обмениваемся любезностями на крыльце, они собираются уезжать, а я только вернулся с тренировки. Она держит себя вежливо, но отстраненно. Ее платье слишком обычное для свадьбы, будто они с отцом отправляются на деловой обед, а не на официальную регистрацию брака. Лора не выглядит ни восторженной, ни взволнованной. Она такая же сдержанная, как и он. Она разговаривает со мной с мягкой, но холодной улыбкой. У нее светлые глаза, в которых читаются ум и жизненный опыт.
Они с отцом садятся в машину, а у меня в груди разливается тепло. Я был прав, когда защищал отца перед Тоби. Его скорая женитьба – не следствие бурного всплеска чувств и какого-то там сумасшедшего романа, а обдуманное решение, как и все до того. Он нашел хорошую, достойную женщину, новую супругу, новую хозяйку дома. Лора похожа на человека, который способен обо всем основательно позаботиться. И она совершенно не производит впечатление человека, который однажды покончит с собой.
Я хочу в это верить.
В уважение к памяти матери решено обойтись без торжественной церемонии, как и без религиозного обряда. В этом нет смысла. Отец-еврей, хоть и далекий от веры, а Лора… быть может, тоже иудейка и заслужила бы куда больше одобрения деда, чем моя мать-католичка. Дед припоминал это отцу до самой смерти. Но теперь его благословение не играет особой роли, даже если я не ошибся в своих предположениях. Отец не рассказывал ничего о Лоре, ее жизненной позиции, взглядах и предпочтениях, да и я не сильно-то интересовался. Я все равно это узнаю, ведь отныне она часть нашей семьи.
Они уезжают из дома для бюрократических процедур, а вечер и ночь проведут в помпезных декорациях театра Фишера. Мы с Тоби, конечно, там будем лишними. Нам никто и не предлагал, да и мы точно не изъявили бы желания навязывать свою компанию.
Однако сегодня мне как никогда хочется поговорить с Тоби, достучаться до него, вытащить его из скорлупки и услышать, что он думает о мачехе. Они должны были пересечься – он давно дома, а она заезжала, чтобы перевезти кое-какие необходимые вещи. Я жду услышать от него если не покаяние и признание вины за ту некрасивую сцену, то хотя бы правду.
Но пока я слышу только звук, давно не раздававшийся в нашем доме, – тихое звучание клавиш рояля. Мне не мерещится призрак матери – от ее рук профессиональной пианистки всегда рождались только красивые, правильные и стройные мелодии. Кто-то другой притронулся к инструменту и возвратил его к жизни. Кто-то, кто понятия не имеет, как с ним управляться.
Я спешу в зал, чтобы узнать, кто посмел нарушить обет молчания. И вижу Тоби, а вместе с ним на стульчике примостилась какая-то неизвестная рыжая девчонка, его ровесница. Тоби что-то шепотом говорит ей, пригнувшись и указывая на клавиатуру. И улыбается. Хотя я уже очень давно не видел его улыбки, не видел его таким беззаботным и почти счастливым.