Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - стр. 30
Еще рано утром я побрился и начал упаковывать свою бритву. Меня отвлек наш командир взвода Гетц, с которым мы не разлучались еще с Польши. Тогда он прибыл к нам из военного училища, хотя после окончания школы сначала планировал стать начальником железнодорожной станции или почтового отделения. Теперь Гетц был одержим карьерой кадрового офицера, но сталкивался с известными трудностями. Увидев меня с бритвой, взводный широко улыбнулся. Интересно, чему он так обрадовался? Тому, что я был рядом с ним?
Мы наступали по жнивью, над которым поднимался пар. Хлеба еще стояли в снопах, приготовленные для уборки. Захваченные врасплох сонные русские в серой униформе вылезали из окопов и со словами: «Война, война!», подняв кверху руки, следовали к нам в тыл. Потом по нас стали стрелять из минометов. Группы пехотинцев, продвигаясь вперед под огнем противника, стали чередоваться. Одни стреляли, а другие в это время двигались короткими перебежками. Я пережил еще несколько тягостных минут, когда наши солдаты попали под огонь русской артиллерии.
Гетц был впереди. Наконец он приказал:
– Сменить огневые позиции! По одному орудию вперед!
Они с Хюблом, командовавшим расчетами, понимали друг друга с полуслова. Блум тоже хорошо знал свое дело. Пока мы с Гетцем продвигались вперед, он вел стрельбу из оставшегося орудия[42].
Затем мы вошли в богатое по внешнему виду село, жители которого встретили нас с вымученными улыбками, имитируя дружелюбие, в то время как осколки от разрывов снарядов впивались в стены их деревянных домов. Быстро оставив село позади, наш взвод вышел на широкое поле с еще неубранным урожаем в ожидании комбайна, обнаруженного Блумом у стены дома, выкрашенного в белоснежный цвет.
После обеда наступление продолжилось. Пехота прочесывала пшеничное поле, а мы двигались вслед за ней и через три часа оказались возле другого села, лежавшего в глубокой низине. За ним начинался лес, на опушке которого закрепился противник.
– Иваны видят наше приближение, – проговорил Гетц. – Мы с Блумом останемся здесь, а вы со взводом займете позиции возле той рощи.
Противник открывал огонь по каждому движущемуся человеку. Я собрался с духом и прыгнул, затем бросился на землю, потом поднялся и побежал. По пути мне повстречался Хельцл, который направлялся в сторону лесной опушки.
– Я уже потерял одного солдата и четырех лошадей. Сзади еще жарче, чем здесь! – крикнул он на бегу. – Иваны ставят заградительный огонь. Гетц там?
– Да. Мне приказано привести взвод к роще.
– Не получится, – ответил он и побежал еще быстрее.
Я решил свернуть и двинулся по полю, засеянному клевером. Оно сменилось гороховым. Пошел дождь, и через несколько минут моя форма промокла насквозь. Сапоги прилипли к брюкам. Появился Хюбл.
– Самоубийство, – заявил он, выслушав приказание. – Здесь мы не пройдем.
Невдалеке разорвался снаряд, и мы ничком плюхнулись на землю.
– Вальберу оторвало голову, – не поднимаясь, проговорил Хюбл.
Вальбер являлся нашим возничим.
Три дня мы были под огнем, прячась в воронках от взрывов. Мне вспомнились рассуждения святого Августина о добре и зле. Здесь он видел большое таинство. Чего только стоит его высказывание, которое мы слабо понимаем, о том, что зло является отсутствием добра. Злая воля не проистекает из ее естества потому, что все, что происходит, происходит к лучшему. Она является следствием отхода от того, что Бог создал по своему подобию. Причины зла лежат в небытии. И Августин говорит образно. О том, что тьма является отсутствием света. Желание понять злобу равносильно вожделению, стремлению видеть темноту и слышать тишину. Получается, что мы были не просто фигурами в чьей-то великолепной шахматной партии.