Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - стр. 29
Рядом со мной стояли Блум и Хюбл. Унтер-офицер Хюбл был командиром огневого расчета. Он понимал толк в стрельбе, и в его обязанности входило обучение рядовых. Унтер-офицер Блум являлся первым угломерщиком и организовывал измерения. Кроме того, ему было поручено заботиться о фураже для лошадей. Хюбл, старый кадровый унтер-офицер, и миниатюрный Блум, родом из Карлсруэ, часто спорили друг с другом.
– Я бы не хотел на этом ехать, – проговорил Блум.
– А разве у тебя есть водительские права? – откликнулся Хюбл.
– Водительские права… – презрительно бросил Блум. – Да у меня дома машина стоит!
– У тебя машина? Целый парк, наверное!
– Можешь не сомневаться. Машина у меня есть.
– И я должен этому верить? А ты веришь? – обращаясь ко мне, вопросил Хюбл.
– Это нельзя проверить, – уклончиво ответил я.
Блум стал обходить танк кругом.
– Что за человек, – бросил Хюбл, – но расчеты делать он умеет.
Блум производил расчеты в уме, а мы потом заносили их в таблицы для стрельбы. Для Хюбла это оставалось загадкой.
– Я не верю ни одному его слову, – тихо сказал он мне.
Между тем Блум взобрался на русский танк и заглянул внутрь.
– Черт побери! – воскликнул он. – Что за глупцы? Почему они не покинули машину?
Мы посмотрели на него и спросили:
– Там еще кто-то есть?
– Конечно! Все четверо. И все на своих местах. Поджаренные, словно жаркое из свинины.
– Не говорите так! – воскликнул Хюбл. – У каждого из них дома остались матери или жены!
– По их позам можно судить о том, что произошло, – не обращая внимания на Хюбла, продолжил Блум. – Это были фанатики!
– Ну и дурак же ты! – отреагировал Хюбл.
– Это коммунисты, что для них жены… Глупцы!
Блум свесил голову в люк и долго что-то там рассматривал. Затем послышался его голос:
– Смотри-ка! Они напоминают поджаренные кабаньи туши с хрустящей корочкой. Это говорит о том, что человек является падалью. Думаете, что Господь такое бы допустил? Это лишний раз доказывает, что его нет.
С этими словами Блум выпрямился и с громким треском захлопнул люк танка. Ему нравились разговоры и монологи такого толка. Он слыл убежденным атеистом. Душа у него, должно быть, была высечена из камня. И тем не менее Блум отказывал себе во всем, чтобы украсить дни своей престарелой матери.
– Покажите мне душу человека, – любил говаривать он, – тогда я в это поверю. Разумные животные? Согласен. Но душа к тому же еще и бессмертная?
Меня всегда поражало упорство в этом вопросе такого образованного и хитрого человека. Как-то раз он приказал забрать с собой кобылу. Возничие указали ему на то, что у нее жеребенок, которого будет трудно выкормить. К тому же он еще слишком слаб, чтобы самостоятельно бежать за матерью. Тогда Блум набычился, схватил жердину и прогнал малыша. Лошади заржали и полчаса не могли успокоиться. Кобыла взбесилась, а жеребенок издавал жалобные звуки. На лице Блума не дрогнул ни единый мускул. Он снова схватил палку и отогнал жеребенка. Когда наш взводный Гетц, которого Блум побаивался, узнал об этом, было уже поздно.
Весь день мы продолжали бить баклуши, и только поздним вечером поступил приказ заступить на охранение. Мне было поручено построить взвод, и Гетц начал пристрелку по ориентирам. Утром танковый полк изготовился для наступления. В его интересах стали работать пикирующие бомбардировщики. Мы выдвинулись в небольшую деревушку, где пехота заняла исходные позиции для атаки. Я участвовал в наступлении с передовой линии в первый раз и немного нервничал, лежа рядом с Гетцом и радистом среди пехотинцев в свежескошенном пшеничном поле. Огневые позиции нашего взвода располагались в низинке на краю деревни.