Русская сага. Выбор. Книга первая - стр. 31

Ина помнит братьев молодыми, красивыми и добрыми. Жизнь постепенно изменяла их, иногда до неузнаваемости. Так случится и с Михаилом, когда его дети вырастут и умрёт от рака жена. Он тосковал, но справлялся с хозяйством сам. Рядом с огородом родителей ему выделили дополнительный участок земли, на котором он выращивал картошку. Мама Ины, как ни билась, не могла достичь такого урожая, как у него. Михаил только посмеивался, но тайну хранил. Потом выяснилось, что он подкармливает картошку химическими удобрениями. В нем ещё жил фокусник, желающий удивить всех, а потом и он в нём умрёт.

В один из её приездов к родителям в гости Михаил зайдёт в дом, и она его едва узнает: лицо тёмное, заросшее щетиной, взгляд отрешённый. Он поздоровается и попросит позвать маму. Она выйдет к маме на огород, а когда вернётся, его уже не будет. На другой день они обнаружат, что с комода исчез одеколон. Потом участок земли Михаила начнёт зарастать травой, и мама попросит обменять его на свой дальний земельный надел: всё равно пропадает. Михаил откажет.

Чувство братства сыграет не последнюю роль в решении отца поселиться в родной деревне, но это чувство лет через десять куда-то исчезнет. Возраст ли, беды, подкосившие сначала семью Василия, потом Григория, потом Михаила, станут причиной отчуждения? Кто знает… Но перед глазами Ины так и стоят, обнявшись, четыре богатыря и поют так слаженно и красиво, что душа радуется.

Праздник без выпивки —

что человек без праздника.

Праздники остались там, в голодной жизни. Они были настоящими, едва ли не единственным чудом нищей деревни. Гуляли по неделе, выпивая и поедая то, что собиралось на протяжении года и хранилось исключительно для них.

Только в конце 60-х годов праздничный стол стал богаче, потому что колхозникам разрешили, наконец, сдавать государству молоко и яйца на добровольных началах. К залитым жиром колбасам и мясу, добавились самодельная лапша и блинчики с творогом, политые сливочным маслом или сметаной, у некоторых – копчёные окорока, приготовленные в самодельных коптильнях. Это уже был деликатес.

В те далёкие времена Рождество официально игнорировалось, поэтому дети ходили колядовать на Новый год. Баба Ольга детей на порог не пускала, поэтому колядки Ина впервые увидит после переезда в свой дом. В Новогоднюю ночь раздался стук в дверь, мама её открыла, и в избу с мороза ввалилась кучка детей с песенкой: «Сею, сею, посеваю, с Новым годом поздравляю. В поле ведром, в доме добром». Дети пели и одновременно разбрасывали по полу зерно. Мама с улыбкой одарила их семечками из тыквы, печеньем и даже конфетами. В детстве отец Ину на «колядки» не пускал, а взрослыми они, было дело, дурачились.

Настоящая жизнь в деревне начиналась весной. Ждали Пасху и Троицу. Пасха в деревне была незабываема, и подготовка к ней начиналась загодя. Сначала снимались все занавески, рушники и стирались. Стены, потолок и печь, почерневшие и закоптившиеся за зиму, покрывались свежей побелкой.

В чистый четверг шли в баню. В их семье тоже появилось это страшилище. Таковым она осталась для Ины до самого конца пребывания в деревне. Вечером по тропинке, заросшей тыквами с огромными колючими листьями, надо было брести в конец огорода, где в бане мама с папой уже ждали её. Экзекуция начиналась. Ину заставляли залезать на полок, где совершенно нечем было дышать от жары, и начинали хлестать веником. Она задыхалась и орала, ор переходил в истерику. Оздоровительной процедуры, каковой папа считал баню, не получалось. Кое-как вымыв и обдав на прощание холодной водой, мама передавала её отцу, который уносил домой полумёртвую строптивую дочь. Чуть бы меньше фанатизма, меньше раскалённого пара и, может быть, дочке понравилась бы эта русская чёрная банька.