Рождение нации - стр. 30
Девочка тем временем вновь вцепилась в бороду убийцы своей матери. Но почему-то Бучиле это доставляло не только боль, но и какое-то одному ему понятное удовольствие – он не столько отрывал ее руки от бороды сколько жмурился и удовлетворенно урчал. Нянька, сообразив кто такой этот юный кривич, о чем говорили его доспехи и шлем. Он единственный изо всех имел не просто кольчугу в виде рубахи, а с железной «юбкой» снизу, его руки до локтей закрывали наручни, а на ногах набедренники и поножни, и шлем у него одного был с железной «чешуей» закрывавшей сзади шею… Так вот, нянька превозмогая боль от ударов, что нанес-таки ей Бучила, согнувшись подбежала к княжичу, упала перед ним на колени:
– Княц… Княц!! Воймега доц наш княц. Он,– нянька с ненавистью взглянула на Бучилу,– убил Мокшу, наш княгиня! Не доцвол ему!!…– старая женщина, видимо исчерпав свой запас славянских слов дальше заговорила по-мещерски, но для Вячеслава все уже было ясно.
– Бучила оставь девочку! Она княжна и тебе не по чину. А за убийство мещерской княгини ответ держать будешь!
Привлеченные этой громкоголосой перепалкой многие дружинники прекратили грабеж и насилие. То есть перестали заваливать не успевших убежать женщин, а стали привязывать их ко всему к чему можно привязать, чтобы не убежали. Десятка два дружинников, в том числе и Голова, успевшие спрятать в укромные места свои мешки, встали рядом с княжичем – опытные воины они и в бою ловчее всех и в грабеже быстрее управлялись, при этом никогда не добивали раненых и не убивали женщин, не издевались над ними. Насильникам, как правило, в деле грабежа перепадало меньше, ведь для них на первом месте была их страсть. Тем более сотник Голова, будучи уже не молодым, совсем не отвлекался на женщин.
– Нет княжич, сейчас уже не бой, и ты мне не судья и не начальник, и никто не в праве отнять у меня мою добычу. Я не ведал кто та баба, которой я брюхо вспорол, и не ведаю кто эта девчонка… Я сейчас только ведаю, что она моя добыча и рукой своей чую, что мясо на ней уж очень мягкое и косточки мелкие-мелкие и чистая такая что от нее дух как от леса соснового… Сколько баб и девок я спробовал, ото всех дух потный шел, а от этой… Не бывало у меня еще никогда такой… Потому княжич хоть ты, хоть сам князь… Судить меня вы опосля будете, а сейчас она моя и никто ее от меня не возьмет, и ты княжич лучше не заступай дороги, а то не посмотрю… Сам небось хочешь такую подушку под себя подстелить мягкую да духовитую? Так нечего было стоять рот разинув, а брать что получше ха-ха… Ладно так и быть опосля себя, тебе ее отдам. А сейчас уйди с дороги добром прошу!
Видимо щупая своими огромными ладонями нежное тело юной княжны, и ощущая исходящий от нее «лесной» запах, Бучила пребывал в эйфории вседозволенности, предчувствуя насилие над беззащитной девочкой-полонянкой. В такие моменты разум уже над ним был невластен.
– Отпусти ее смерд!… Ты меня слышишь!– оскорбленный словами не контролирующего себя Бучилы, княжич в ответ оскорбил уже его, и тут же выхватил из ножен свой меч.
– Что!?… Кто смерд… я!? Я дружинник и отец мой никогда смердом не был, весь наш род из дружины… А ты, значит, княжич, никак мечами со мной позвенеть хочешь!? Что же, предупреждал я тебя… сам захотел,– Бучила резким движением отбросил девочку, оставив в ее руках очередной клок своей бороды.