Россия и локальные войны. 1991–2023 - стр. 15
Власти Ичкерии также способствовали росту напряженности в стране. Итак, Дудаев попытался разыграть мусульманскую карту и карту братства кавказских народов. Надеясь возглавить общекавказский фронт «борьбы за независимость от России», Дудаев превратил Чечню в главную базу военизированной Конфедерации народов Кавказа. При этом верховными главнокомандующими войсками КНК были чеченцы из окружения Дудаева: Иса Арсамиков, затем Шамиль Басаев. Предпринимались попытки распространить сепаратистские действия на соседние территории Российской Федерации. Так, в специальном обращении Дудаева к жителям Дагестана – самой обширной республики Северного Кавказа – содержались следующие слова: «… Восстаньте, и пусть презрение падет на потомков тех, кто не способен к воинскому братству в час великого призыва. Восстань, Дагестан…»
Возможно, промежуточные выводы, сделанные из приведенных выше фактических обстоятельств, могут показаться некоторым слишком резкими и противоречивыми, но они полностью отражают ситуацию, сложившуюся в 1991–1994 годах:
1) Фактически руководство Российской Федерации оказалось перед дилеммой – либо отделение Чечни, а затем и других территорий, либо вооруженное столкновение.
2) Выбор должен был быть сделан не между дипломатией и применением силы, а между различными вариантами военного решения. Возможно было попытаться использовать силу только как вспомогательный «аргумент», а возможно – как основу.
На практике Ельцин-центр пытался использовать оба варианта. И изначально выбор, естественно, был сделан в пользу минимизации силовой составляющей давления на Грозный. Однако этот выбор был сделан не потому, что российское руководство освоило новейшие методы ведения локальных гибридных войн, а потому, что ему пришлось адаптироваться к имеющимся ресурсам. Первоначальный выбор в пользу ограниченного применения силы был сделан в связи со следующими обстоятельствами:
Во-первых, Ельцин имел прочную репутацию в стране и за рубежом как первый демократический лидер России. Ельцину было неприятно подрывать этот имидж массовым использованием армии против повстанческого анклава.
Во-вторых, даже после того, как суверенные «независимые» органы власти Российской Федерации получили властные структуры, навыки и механизмы их использования все еще остро отсутствовали.
В-третьих, при преимущественно мирном решении чеченской проблемы негативные последствия, как легко понять, были бы значительно менее болезненными. Но положительные результаты могут быть значительными и будут способствовать укреплению авторитета Ельцина как демократического лидера как внутри страны, так и в мире.
Поэтому первоначальная ставка была сделана на информационную войну и поддержку внутренней чеченской оппозиции режиму Дудаева. Другое дело, что новые московские правители также не обладали навыками использования информационных и дипломатических ресурсов.
Первоначально предполагалось, что применение силы будет осуществляться через внутричеченские группировки, противостоящие режиму Дудаева. Казалось, что достаточно будет снабдить их деньгами и оружием, и они смогут сделать реальную альтернативу официальному Грозному. В целом антидудаевскую оппозицию в 1992–1994 годах можно отождествить с несколькими тенденциями. Они еще не были российскими прокси-структурами, поскольку формировались спонтанно, выражая интересы своих непосредственных руководителей, а не федерального центра. В результате Кремль сотрудничал с этими группами в зависимости от временного совпадения целей, не имея возможности навязывать им свою собственную политику.