Рейс в одну сторону 5 - стр. 11
– Прекрасный результат, – тихо произнес он и улыбнулся.
Потом было еще какое-то событие, не связанное ни с Аркадием, ни с Рыльским, но вот какое? Он только помнил, что некоторое время ему было неприятно, и что-то делалось против его воли, но, как бы он ни напрягался, его память не могла возродить необходимых деталей для построения хотя бы примерной картины того, что произошло несколько часов назад…
Трясогузов пытался сосредоточиться, но этого не давала сделать какая-то каша в голове, словно в его череп засунули мощный миксер и перемешали мозги до однородной массы, то есть точно так, как рекомендовано в кулинарных рецептах. Трясогузов подсознательно ждал, что раз он случайно вспомнил слово «кулинарный», то сейчас с ним заговорит собственный желудок. Однако, тот оказался «крепким малым»: желудку было не до еды – он был готов выбросить все наружу, только бы его хозяину полегчало.
Толстяк с усилием приподнял голову, чтобы найти хотя бы один источник света, но все пространство поглотила непроглядная тьма. Единственное, что говорило в пользу того, что он все еще находится на «Цитроне», так это всё тот же неумолкающий гул, который, как якорь, надежно держал сознание толстяка в той твердой уверенности, что место его присутствия не изменилось, и что нужно, не впадая в панику, лишь подождать, когда включится свет, и тогда он все сам увидит.
В чем еще можно быть уверенным в данный момент, так это в том, что несколько часов назад он крепко уснул прямо на полу в каком-то помещении. Сейчас он лежал на спине, и если развести руки в разные стороны, то пальцы его ни на что не наткнутся. С одной стороны, это радовало – много простора, но с другой – возникала необъяснимая тревога: что это за место такое? Был момент, который его успокаивал, а именно то, что здесь тепло и даже жарко. Трясогузов попытался объяснить себе это тем, что в комнате очень мало воздуха, оттого, наверное, и жара. Конечно, это тоже не очень хорошо, но толстяку ужасно надоели сквозняки, достававшие его, как в огромном зале отдела видеонаблюдения, так и в комнате отдыха. В последний раз он ощутил на себе все «прелести» противного ветерка всё в том же туннеле, и было это болезненно и для костей, и для кожи, и для глаз, в которых от сквозняка стало появляться неприятное жжение… Сейчас же он чувствовал себя более или менее комфортно, если не считать полной тьмы, где возилась какая-то живность.
Он вновь начал было задремывать, как неожиданно включился свет, ударивший по глазам холодным лезвием неона. Трясогузов зажмурился. И когда он снова разжал веки, то оказалось, что комната снова погружена во тьму. Толстяк плюнул в сердцах, жалея, что не смог сдержаться и разглядеть все, как следует, но, в то же время, ему показалось, что его глаза, когда они были открыты лишь одно мгновение при слепящем свете, успели выцепить кое-какие детали.
И пусть даже ему всё это померещилось, тем не менее, он был твердо уверен, что за тот миг, когда моргнул свет, он успел заметить каких-то людей, находившихся в тесном помещении в паре метров от него. В другое время это бы его испугало, но сейчас толстяк не испытывал ни малейшего страха, перебившегося дикой усталостью – она так и не прошла, несмотря на крепкий сон, однако появилось дикое любопытство: где же он, черт возьми, оказался?