Ревизор: возвращение в СССР - стр. 13
В реку упал – хорошо сказано. Она не знает, что я сам прыгнул? Или не хочет говорить при всех? Я взглянул на старшего сержанта. Он молча стоял в дверях и многозначительно сверлил меня взглядом. Что-то тут не то.
Ну упал, так упал.
– Тут такое дело, – начал я. – Похоже, я вчера головой сильно ударился. Короче, не помню я ничего. Совсем ничего.
– Как?! – опять зарыдала почти уже успокоившаяся мать.
– Как-то так, – не нашелся, что ей ответить.
Матушка оглянулась на Ефремова. Тот только развёл руками.
– Но что-то же ты помнишь?! – в надежде спросила она.
– Последние несколько часов помню. И всё, – соврал я.
– Как же так?! – прижала она к губам непонятно откуда взявшийся тряпичный носовой платок. – Но это же пройдёт?
Матушка опять оглянулась на старшего сержанта. Тот пожал плечами.
– Вы бы к доктору зашли, – подсказал он ей.
– Да-да, – сказала матушка, вставая, – иду!
Она вышла из палаты. Мне она понравилась. Мягкая, нежная, немного неуверенная. Обо мне так искренне беспокоится! Это так трогательно.
Посмотрел на старшего сержанта. Он стоял, опершись на дверной косяк, и курил!
– А можно мне в палату для некурящих? – спросил его, поняв, что в этой палате дышать чистым воздухом мне не дадут.
– Ты будешь лежать здесь. Под присмотром Николаева, – тихо, но жёстко ответил Ефремов. – Или мы с доктором дадим ход твоему делу, и ты ляжешь в психушку, – проговорил он с нажимом. – И тебя поставят на учёт. Выбирай.
У меня челюсть отвисла. Так меня здесь опекают, получаются? Исправляют мои ошибки? Не дают пацану испортить себе жизнь? За какие такие заслуги? Или не так: за чьи заслуги? Явно не Пашки Ивлева. Похоже, у меня батя здесь в авторитете.
И мама у Пашки хорошая. Так что родители-придурки – это, похоже, не его случай. Причину Пашкиной «трагедии» надо искать в другом.
В палату вернулась мама. Лицо ее было встревожено. Она села ко мне на койку и погладила по голове.
– Я на работу. Скоро придёт бабушка, принесет поесть и тёплые вещи, – сказала она, поцеловав меня в лоб.
О, ещё и бабушка есть. Парень вообще в шоколаде.
Матушка ушла. А я лежал и обдумывал ситуацию.
– Как настроение? – подсел ко мне Николаев. Ему явно что-то было нужно.
– Нормально, – ответил я, вопросительно взглянув на него.
– Как самочувствие?
– Нормально.
– А с моста вчера чего сиганул?
– Я не помню. Может, поскользнулся и нечаянно упал?
– Конечно, – задумчиво проговорил Иван. – Нечаянно через перила перелез…
– Да честно не помню. Может, конфликт какой-то с кем-то? Ты ничего не слышал? – спросил его.
– Нет.
– Может, в школе что? – все же не терял надежду что-то выяснить. Город тут, судя по всему, маленький. И болтают на всех углах обо всем друг с другом, в смартфон носом уткнуться же сейчас невозможно…
– Не знаю.
– Может, у меня любовь безответная?
– Гадать можно до второго пришествия, – оборвал меня Иван.
– А кстати, какое сегодня число?
– 11 февраля.
– Семьдесят первый год?
– Ну а какой же?
– Я так, уточнил просто.
– Завтрак! – послышался в коридоре зычный женский голос.
– О! Поедим! – обрадовался я. – Пойдемте?
– Куда? – хором спросили Митрич и Иван.
– На завтрак.
– Сиди. Сюда принесут, – осадил меня дед и сел в кровати. Он вообще мало ходил. Видимо, лиса его сильно потрепала.
Я ждал, сидя на кровати и нетерпеливо потирая руки о колени. Вскоре дородная высокая хохотушка, похожая на Нонну Мордюкову, в белом халате с темной косой, торчащей из-под белой косынки, вкатила в палату двухуровневую тележку, похожую на сервировочный столик на колесиках.