Республика Татарково – 2. Туманная зыбь - стр. 23

Угаров курил нещадно, и всё, что попадало, от махорки до сигарет разных марок и сортов, а также и папиросы. Оттого, видимо, и кашлял, едва не выворачивая себя наизнанку. Сейчас глядел на Клочекова сквозь дым, подкашливал, пытаясь понять, что произошло с его корешком.

Когда человек бросает курить, на этом можно не заострять внимание, пошутить, даже посмеяться можно. Но он всё равно остается в строю. А когда бросает пить – это уже серьёзно. Тут уже стоит насторожиться. Распадается коллектив, дружба – спитая, спетая, на алкоголе спаянная. И это влечёт за собой немало неудобств. Угаров не раз переживал подобную ситуацию с другими приятелями и потому так пристально присматривался к Генке. И, кажется, понял, в чём дело.

– Генка, тебя, видно, Валька перепоила? Тёща табаком по куреву ударила, а Валька что? На водке или на самогонке борщи варит?

Генка дернул в кривой ухмылке губами и покачал перед собой ладонью, разгоняя сизый дым товарища.

– Если бы…

– А что, или кто тогда?

Генка опять усмехнулся.

– Тёща опять.

Все уставили на него удивлённые глаза.

– Так она, как год, дуба дала.

– Дуба-то дала, да меня в покое не оставляет.

– Ну-ка, ну-ка, как это? Расскажи. Что она опять такое придумала? – с насмешкой спросил Казачков и присел к столу. Он во все оккультные и потусторонние силы, как, впрочем, и в религию всех направлений не верил. И потому был скептик по натуре. Как и его тёзка. Но в глюки верил. Это неотъемлемая часть винного угара, и занимательная.

Генка в свою очередь спросил:

– Помните, как в прошлый четверг нажрались?

Казак хохотнул:

– Не помню.

– Хм, – Генка тоже усмехнулся. – Вот и я не помню. Не знаю, кто как, а я дома не ночевал.

– Фьюить! – присвистнул Волковичев. – А где ж ты был?

– У тёщи был, на блинах.

Теперь уже присвистнул Чернов и покрутил пальцем у виска, дескать, действительно дошёл парень до весёлой жизни.

Гену этот жест несколько уязвил, и он проговорил:

– Ты, Мишка, сам до этого самого дожил. Ага. Но того, что я пережил, хватит. Больше не хочу.

Угаров, подкашливая, махнул рукой Чернову, мол, не привязывайся к человеку. Пусть мелет.

Волковичев сказал, чтобы не прервать ход мысли в разговоре:

– Давай, давай, Генаха, трави дальше. – Он даже придвинулся ближе, навалясь на стол.

Волковичев был самым старым из всей компании, лет на пятнадцать старше Угарова, и все истории, связанные с мистикой, с загробным миром и пр., если не -верил, то принимал близко к сердцу. И с заинтересованностью приготовился слушать товарища.

– Да что?.. – начал Генка. И призамялся.

А произошло следующее…

Как помнится, он шёл домой. А может, несло по инерции. Но дошёл. А потом, как в пропасть провалился. Или в преисподнюю. И оказался в гостях у тёщи. А та оживлённая, видно, рада радёшенька появлению зятька, блины стала стряпать, да его угощать.

Сидит Гена у неё за столом, попивает самогоночку (чего никогда в жизни не бывало) и блинчиками закусывает.

– Пей, – говорит тёща, – зятек дорогой, да блинчиками моими закусывай.

Гена от такого гостеприимства растаял. Хвастаться начал.

– С Валентиной, тёща, живём хорошо. Тебя поминаем.

– Спасибо, – говорит, – что не забываешь. Видно, шибко я тебя доняла. А твоё-то как здоровье? – спрашивает тёща.

– Да твоими молитвами.

– Молюсь, говорит, молюсь. А за тебя так в особенности. Так что пей, говорит, пей, – подливает в стакан самогонку. – Придёт час…