Развод в 45 Хозяйка заброшенного имения - стр. 31
— Быстрее! Уезжаем!
Благо мой возничий оказался понятливым человеком. Он мигом вскочил на козлы, и карета, дернувшись, сорвалась с места.
Ещё какое-то время я ошалело смотрела перед собой, осмысливая произошедшее, затем зашлась нервным смехом, а после глупо, по-детски разревелась.
Мне не было жалко тех камней, что остались на прилавке у ювелира, мне было жалко себя.
Казалось, у меня был идеальный план... Но всё пошло крахом.
Складывалось ощущение, что не только весь мир, но и целая вселенная была настроена против меня.
Но я не собиралась сдаваться. Не хотела. Не могла!
Вытерев слезы, я решительно выпрямилась.
— Это ещё не конец, Шейн, — с яростью прошептала я. — Это ещё не конец...
25. 18
И всё же инцидент, произошедший в лавке, пошатнул мою уверенность в себе. Я больше не была уверена в завтрашнем дне, а будущее стало казаться мне зыбким, расплывчатым и враждебным.
И если ещё утром в голове был план, как мне выжить в этом мире без помощи Шейна, то сейчас там зияла огромная дыра, полная сомнений и страха.
Я не знала, как действовать дальше. Не понимала, что делать и как поступить. И самое страшное — я понятия не имела, кому я могу продать оставшиеся драгоценные камни.
Спустя пару часов быстрой езды, Алессандрия осталась далеко позади, а встретятся ли нам ещё на пути города — этого я не знала.
Меня коробило только от мысли, что, по меркам этого мира, в моём платье сокрыто целое состояние, но в то же время у меня не было ничего.
Ни еды. Ни денег. Ни сменных вещей. Вообще, ни-че-го.
Голова разрывалась от противоречивых мыслей, а сердце то трепетало, то болезненно сжималось в груди. В конце-концов, я настолько измучила себя размышлениями, что к вечеру того же дня меня накрыло жуткой апатией.
Я больше не хотела думать о том, что ждёт меня в имении Шейна.
Долгая безбедная жизнь? Хорошо. Смерть от когтей перевёртышей? Пусть будет так.
Мне было всё равно.
Я не могла есть, пить, спать...
Накрывшись плащом, я лежала на сиденье кареты и бессмысленным взглядом смотрела перед собой.
Так прошла ночь, а на утро у меня начался жар.
Каждый вдох отдавался болью в груди, а голова раскалывалась так, будто её пытались раздробить изнутри. Сознание то прояснялось, то снова погружалось в мутный омут бреда. В полузабытьи мне чудились лица: то встревоженное лицо кучера, то надменное Шейна. Но чаще всего я видела Дарока. Мой мальчик. Мой лучик света в кромешной тьме. Он улыбался, гладил меня по голове и говорил что-то ласковое, но его слова тонули в гуле, как будто звучали из-под воды.
Мой экипаж то и дело подпрыгивал на ухабах, отчего боль в голове становилась невыносимой. Я чувствовала, как по вискам струится холодный пот, а во рту пересохло так, что язык казался мне шершавой наждачной бумагой.
В какой-то момент я потеряла счёт времени...
А когда карета наконец остановилась и возничий услужливо открыл дверь для меня, то я не вышла, как мужчина того ожидал, а в прямом смысле рухнула на него. Благо, он успел вовремя подхватить меня.
— Ваша светлость! — испуганно вскрикнул возничий, и, добавив пару крепких словцов, понёс меня дому, где усадил на большое каменное крыльцо. — Вот, попейте...
Он поднёс к моим губам дорожную флягу с водой, но я проигнорировала его предложение. Отвернувшись, я уткнулась лбом в холодную опору крыльца и прикрыла глаза.