Развод в 44. Без права на прощение - стр. 19

– Да чтоб вас, – ору на неё в ответ. – Да как вам не стыдно такое говорить? Других оправданий не осталось для этого потаскуна?

Свекровь тут же наступает, но отошедшая до этого Оля тут же оказывается рядом.

– Бабушка, всё, хватит уже. Иди по своим делам. Голова болит невыносимо от этих криков.

Но свекровь тут же набирает воздух, но дочь опять её осаждает:

– Хватит, бабушка. Хватит.

Мать мужа бросает в меня копья своего недовольства и, развернувшись, уходит. Ольга исчезает следом, а я, хмыкнув, смотрю дочери вслед. «Надо же, голова у неё болит».

Даже проскальзывает мысль, что, возможно, дочь притворяется, принимая сторону бабушки и отца. Однако рассыпается эта мысль, как пыль, потому что в этом нет никакого смысла.

Я поднимаюсь к себе в комнату и, приняв душ, ложусь в постель. Я так и не поела, не выпила чаю, но спускаться снова не имею ни малейшего желания.

Мой телефон вибрирует, и я улыбаюсь, увидев на экране имя подруги.

– Привет.

– Такое ощущение, что я позвонила вовремя.

– Даже очень вовремя. Моя жизнь достойна постановки на Бродвее, не меньше.

– О боже, – она стонет. – Всё так плохо?

– Я даже не могу найти правильное определение уровня этого абсурда. Но поверь, «плохо» совершенно не описывает эту ситуацию.

С каким-то лёгким юмором я пересказываю ей всё, что случилось, и зарабатываю гамму её искреннего удивления и злости. Тут есть где разгуляться.

– Слушай, а ведь она всерьёз всё это говорит. Тут уже просто клиника, Яра.

– Попробуй её туда упеки, – смеюсь. – Мне кажется, врачи быстрее с ума сойдут от неё.

– Ну, недолго тебе осталось её терпеть.

– Ты права. Затягивать не имеет смысла. Не брак, а чёрт-те что. Эдик все грани перешёл, отвечает на звонки этой любовницы при всех, говорит, что соскучился. Я такой злой не была никогда.

– Господи, какая сволочь.

В моём динамике раздаются короткие гудки, и я быстро смотрю на экран.

– Свет, мне мама звонит. Наверное, отец ей уже всё рассказал.

– Всё, давай. Спокойной ночи.

– Пока.

Приняв звонок, сразу прикладываю телефон к уху:

– Привет, мам.

– Ярослава, – её голос взволнованный и, возможно, немного злой. – Папа мне всё рассказал.

Она с нажимом указывает на этот факт.

– Мам, я бы тоже рассказала. Мне нужно было время. Я в смятении и… – пожимаю плечами, будто она может видеть это.

Она вздыхает, и в моей груди всё умирает. Мама – мой родной человек. Они оба с папой были на моей стороне всегда. Всю мою жизнь. Наверное, поэтому я не могла понять своего ребёнка.

Я была хорошей матерью, как и моя мама. Я брала пример именно с неё. Потому что это был лучший пример, который был в моей жизни. И я бы ни за что так не поступила с ней. Так почему же моя собственная дочь это сделала?

Слова льются потоком. Бурным. Непрекращаемым. Разрушительным. Пока все слова не исчезают, и горная река превращается в спокойное течение. Тогда я замолкаю.

– Что мне делать, мам? Я держусь и стойко всё принимаю, но это всё равно ломает. Глубоко внутри это рушит меня.

– Знаешь, а ты не обязана быть сильной постоянно и всё сносить. Бей подушку и кричи, рыдай. Вот прямо сейчас, – она повышает голос. – А потом посмотри им в глаза и вспомни, что это они предатели, Яра, а не ты. И это их выбор. Ты не виновата в том, что они слабы.

Я чувствую, как слезы скатываются с моих щёк, а горло сжимается от сильного удушья, и я, не сдерживаясь, плачу. Всхлипываю и не стесняюсь этой боли.