Развод. Ты слишком много ешь - стр. 23
Всем телом ощущаю, как Лоренцо меня подчиняет. Так строго, властно и безапелляционно.
Так, как никто другой. И никогда.
Я чувствую его власть. Горячую, горьковатую, строгую. Я ощущаю ее как воздух, я ей дышу!
– Ммм, – с губ соскальзывает возбужденный стон. Он целует меня с языком, продолжает сильнее, жарче.
Импульс по всему телу, испарина, дрожь. Между уставших от дрожи ног становится донельзя влажно и сладко. Его губы, пальцы, язык сделали свое дело – довели меня до блаженного “ммм”.
Расслабляюсь, дышу, смотрю на звезды, но в мозгу стучит стыдливое, что надо бы сесть.
Сажусь. Лоренцо обнимает, смотрит на меня как на королеву и я не пойму кто я: послушная малышка или особа знатных кровей.
Он деликатен, вежлив, нежен… Так почему же мне показалось, что моментом он был властен и груб?
Отмахиваюсь от мыслей, волнуюсь насчет продолжения. Мне-то стало хорошо, а вот ему…
Я ничего не должна!
– Ты такой сладкий, – касаюсь его губ, – такой… нежный…
И обнимаю.
Он говорит что-то на итальянском – много, быстро, сложно. Порой, путанно, возбужденно…
Не разобрать.
Пиликает телефон. Похоже, Ирка беспокоится. Делаю знак и бреду к палатке. В ночной тишине мое дзынь-дзынь-дзынь перебивает даже шум волны.
– Все нормально, Ир.
А голос такой возбужденный, только что сорванный от протяжных вздохов. Че, мож я так пела – подпевала морской волне!
– Все хорошо? Точно?
– Да, Ир. Спасибо.
– Через сколько будешь?
– Не знаю даже.
– Ну на вскидку?
– Где-то через час. Может дольше, не знаю. Нормально все, не переживай.
Кладу трубку и решаю остаться в палатке, не возвращаться туда, под пальмы.
Ну его!
Мне хватило, а большего – и не нужно. По крайней мере – не сейчас!
Вздыхаю и бреду к морю, здесь волны звучат ярче, а их шипение – глуше. Стою, прислушиваюсь и, тихонечко, под нос мурчу любимую песенку о том, как на Земле жить хорошо.
Мягко, словно теплое одеяло, мне накидывают уютный плед на плечи. Обнимают и целуют в щечку.
И шепчут:
– Ти… Мая… Ван лав!
Глава 23. Может зря?
Лоренцо все понял и ни на чем не настаивал, хотя я представляю, каково ему. Возбудиться и по нулям.
Мы сидим у костра – он разжег его так аккуратно, что маленький огонек не разжигается больше, и не затухает. Будто даже пламя может слушаться его строгого взгляда!
Улыбаюсь, смотрю ему в глаза:
– Слушай, мне пора! Время уже, поздно.
Он смотрит, пишет в переводчике:
– Я провожу.
– Окей.
Подхватываю сумочку, телефон – о, боже! – я же приперла с собой дуриан!
– Ты не знаешь че это?
Говорю жестами.
– Фруктис…
– Фрукт? Хрен знает че за дуриан.
Он достает нож, вспарывает и вонь становится еще сильнее.
– Ху из… – а дальше я не знаю, говорю как дышу, – блин, ну и вонь!
Лоренцо вынимает косточки и кладет в уютную миску желтовато-белую мякоть.
– Вер-веру найс, – и протягивает мне. Роется – и достает ложку. Ухмыляюсь, беру прибор и пробую на вкус.
Кстати, сама по себе мякоть так сильно не пахнет. Сладковатая, нежненькая, но запах…
– Блин, – ржу, – а че он так воняет?
Реально, запах тухлого лука или грязных никогда нестиранных носков. Похоже чем-то на канализацию, но больше – на сгнивший лук, подгнивающий изнутри.
На вкус… Если бы не запах – было бы божественно вкусно.
Лоренцо что-то пишет и показывает мне экран. А там вырезка – текст из статьи о том, как дуриан полезен.
И потом следующее – опять на экране, тоже текстом. Читаю и ощущаю, как настроение стремится к нулю.