Развод. Ты (не) будешь моей - стр. 10

Хорошо, что они ничего не знали о моей жизни, после того, как я уехала. И я не спешила их радовать...или огорчать. Не знаю.

“Поперлась она осваивать дальневосточный гектар”, — ворчал отец. Напрасно ворчал.

На самом деле я уехала не так далеко, остановилась чуть ближе, в небольшом сибирском городке под Кемерово.

Устроилась на скорую помощь, закончила курсы массажистов. И копила длинные рубли. Наверное, где-то в душе глубоко я все же собиралась когда-нибудь вернуться на “большую землю”, тогда, когда отболит и успокоится.

А клятвы... А клятвы они для того, наверное, чтобы их нарушать. Сашка же нарушил нашу, ту, что давал, когда женились. И в горе и в радости. В радости позволил быть с ним, а горе решил хлебать один, без меня. Не разбираясь и не слушая моих слов, просто выгнал из своей жизни, причем не в самый прекрасный для себя период, просто указал на дверь и подал на развод.

И это после всего, через что мы с ним прошли. А вот за то, что он мне не позволил быть рядом и пройти остальной путь, вот этого я ему никогда не прощу.

Или прощу. Не знаю. Как там у классика: “Никогда не говори никогда?”

Вот за это я ему и отомстила, уехала далеко-далеко, чтобы не смог дотянуться до того самого святого и желанного, что я оставила себе на память о нашей милой поре семейной жизни.

Об этом не знал никто, даже моя сестра-близняшка Людмила. Чего мне стоило сохранить свою тайну, когда сестра полгода назад приехала в гости и пригласила на их с Мишей свадьбу.

Тогда я еще не готова была поделиться своим секретом, зная, что они обязательно всем родственникам донесут новость.

— Танюш, поболтали? — из соседней комнаты выглянула моя соседка по лестничной площадке. — Сан Саныч есть хочет, — протиснулась она в комнату с моим сыном на руках, удостоверившись, что я уже не разговариваю по телефону.

— Ну что решила? Едешь, не едешь? — покачала она малыша и направилась в кухню.

— Наверное, нет.

— Ну и зря, — донеслось из кухни тарахтение посудой.

Наталья Сергеевна работала в школе учителем истории.

“Доработаю еще годик, и домой, в Тамбов”, — говорила она частенько и снова дорабатывала очередной учебный год.

Когда-то, еще студентами, они с мужем приехали осваивать сибирские земли. Он строитель, она учительница. Прожили всю жизнь в городке, родили сына. Муж умер во время ковида, сын уехал на родину отца. А она задержалась.

“И уехала бы, а кто за могилкой присмотрит? С собой не увезу”, — жаловалась она.

Наталья Сергеевна помогала мне присмотреть за сыном. Не одобряла мою партизанщину.

“А кому лёгко? Думаешь, ему лёгко? — поправляла она седые локоны, — И ему нелёгко. А прятать дитя от отца скверно. Да и бабушку с дедушкой счастья лишила. Нельзя так. Не по-людски”, — ворчала она на меня.
Последний год Наталья Сергеевна ходила в местную церковь и часто вела себя, словно диакон, проповедуя всепрощение и милосердие.

— Почему зря? Санька пусть подрастет, рано его по самолетам и поездам таскать. Да и вообще. Не готова я еще.

— Так ты никогда готова не будешь, а если ты так за ребенка переживаешь, так сама езжай, как раз каникулы, я с ним посижу недельку.

Санька уже сидел в стульчике для кормления и стучал ложкой, требуя еду. Наталья Сергеевна поставила перед ним тарелку с кашей и поправила слюнявчик.