Развод. (не) Любимая жена - стр. 21
— Ты... — выдыхаю я. — Ты беременна?
Молчание. Оттолкнув меня, она отворачивается, снова моет руки. Снова трет запястья, как будто может отскрести с себя прошлое.
— Кто отец? — рычу я. Слишком глухо. Слишком опасно.
Она поворачивается, и смотрит прямо мне в глаза.
— А тебе какое дело?
— Сколько? — спрашиваю.
— Это не от тебя! — зло шипит она.
Врет же, зараза!
— Сколько, Фаина?
Она сжимает губы. Секунда. Две.
Потом бросает с вызовом:
— Четвертый месяц. Я тебе изменила, сразу же, как только ты ушел к Марине.
А в глазах читается: «Ну что, больно тебе? Хочу, чтобы было очень»
Твою ж мать!
Фаина
— Почему ты не сделала аборт? — рычит на меня бывший муж. — Отвечай!
— Ты сам сказал, что мы друг другу больше никто. А я, прости, не отчитываюсь перед чужими мужчинами.
— Это мой ребёнок! — кричит он, подходя слишком близко.
— Поздно вспомнил, — дергается мой голос.
— Я…
— Ты выбрал другую. А я выбрала жить.
— Ты не имела права решать одна!
— А ты не имел права мне изменять, — с вызовом смотрю в его злые глаза.
Молчи, не дрожи, держись. Будто у нас снова двенадцатый раунд, и я на ринге против него. Только теперь я не та, что раньше. Не девочка в его худи, не влюблённая тень за его спиной. Теперь я — одинокая женщина, которой надо научится выживать одной в этом безумном мире.
— И этот ребенок не твой!
Он замирает. Потом он отводит взгляд. Слишком резко. Слишком молча.
И тут я не выдерживаю.
— Больно? — спрашиваю, тише. — Больно, Виктор, да?
Скажи, что да! Я хочу, чтобы ты испытал все то же, что и я!
Он поднимает глаза. И я понимаю — попала. Прямо в ту точку, в которую он сам себе запрещал смотреть.
Но он — Виктор Эдуардович. Он не даст слабину. Никогда. Он только делает шаг ближе. Медленно. Уверенно. По-хищному. Смотрит на меня с высоты своего роста. Из-под тяжёлых бровей. И в этот момент я понимаю: он всё знает. Он знает, что я лгу. Что это его ребёнок. Все, сволочь, знает.
— Не тебе спрашивать, больно ли мне, — говорит он наконец. Голос глухой, натянутый. В нём — ярость, обида, горечь. И что-то ещё, от чего у меня перехватывает дыхание. — Я не врал тебе. А ты сейчас врешь мне. Прямо в лицо.
— Да ты же у нас святой! — выкрикиваю я, не выдержав. — Черт, Виктор, ты даже «прости» сказать не смог по-человечески!
Он подходит ещё ближе. Я могу чувствовать, как он дышит. Его пальцы тянутся к моему запястью, но я дергаюсь, как от горячего утюга.
— Не трогай меня, — выдыхаю.
Голос срывается. Он становится тонким, как стекло. Ещё чуть-чуть — и я тресну. На осколки.
Но он не отступает. Его глаза — льдинки. Тонут, режут, колют. И вдруг…
Он делает шаг назад.
Медленно. Как зверь, отступающий не из страха, а потому что не хочет причинить боль.
— Ладно, — говорит он, тихо, чужим голосом. — Не буду.
Молчание между нами становится плотным, как бетонная стена.
Я слышу, как капает вода из крана. Как трещит холодильник. Как у меня в груди колотится маленькое, новое сердце.
— Спасибо, — перевожу дыхание и вновь смотрю на своего бывшего мужа. — А теперь уходи! — произношу я с отчаянием и силой, которых сама не ожидала.
Он стоит.
— Уходи! — я срываюсь на крик и следующую секунду хватаю со столешницы чашку и запускаю ее в сторону бывшего мужа.
Чашка разбивается о стену, брызги холодного чая расплескиваются на пол и по его ногам.