Развод. Горькая правда - стр. 10
В единственной комнате полная иллюминация, включено все, что только можно. Обстановка простая и скромная – диван с небрежно брошенной подушкой и пледом, советский сервант, ящик с рассыпанными игрушками. Простенько и небогато.
Над комодом целая выставка фотографий, ярко освещенная настенным светильником.
Подхожу поближе, чтобы разглядеть.
Среди снимков мотоциклов и каких-то людей ярким пятном выделяется крупное центральное фото. Взгляд цепляется за него и внутренности сводит от боли.
Потому что там я вижу своего супруга!
Опершись о комод, чтобы не упасть, не свожу взгляд с лица Глеба. Улыбаясь, он обнимает за плечи худенького мальчугана. А тот, склонив голову на плечо мужа, пальцем тычет в фотографа. За их спиной тенью стоит девушка. Та самая. Дарья. Такая же серьезная, как на паспорте.
Не могу оторвать взгляд от снимка. Ревниво всматриваюсь и въедливо изучаю каждую деталь. Это пытка, которая вынимает из меня душу.
Одно дело – подозревать, догадываться, даже – знать! Другое – увидеть своими глазами живое и милое семейное фото.
Такое, какого у меня никогда не будет!
Как он мог так поступить со мной? Снимку год, не больше. Я узнаю рубашку, которую дарила ему на годовщину и явно отглаживала каждую складочку, думая, что он надевает её на деловую встречу.
Девушка в открытой блузке без рукавов. И приглядевшись, я, наконец-то вижу её татуировку. По плечу ползет колючая ветвь, расцветая на ключице пышным цветком.
Шиповник, мать его!
Меня бросает в жар от ярости, и этот же жар приводит меня в чувство. Автоматически щелкаю выключателем светильника, и вторая семья Глеба погружается в сумерки.
- Тётя, не надо, - тихий голос, как писк.
Растерянно оборачиваюсь. Молча моргаю, уставившись на тёмный хохолок, выглядывающий из-за дивана. На секунду выныривают два испуганных глаза и вновь прячутся.
- Э... Малыш... Саша, да?
Хохолок не шевелится.
Подхожу к дивану и дрожащей рукой касаюсь мягких волос. Будто с риском для жизни пытаюсь погладить детеныша пумы.
Я не знаю, кто из нас сейчас больше боится. Возможно, что я.
Теплая макушка вздрагивает от прикосновения и пытается зарыться поглубже.
- Саша, выходи.
- Нет, - вот так вот чётко и однозначно.
Я теряюсь. Не знаю, как общаться с детьми. У меня нет племянников или многодетных подруг. Я даже себя в детстве смутно помню. И что с ним делать?
Устало присаживаюсь на диван и обхватываю голову руками. За спиной тихий шорох.
- Включи свет, тогда выйду.
От этого капризного тона у меня дергается веко. Делаю глубокий вдох. Боюсь, что в сердцах могу выволочь этого мальчишку за вихры из его убежища и прямо так за волосы доставить в детскую комнату милиции или куда положено их сдавать...
Топаю до выключателя, вновь освещаю местный фото-иконостас и раздраженно плюхаюсь обратно.
- Я включила, выходи.
- Я уже вышел. – Протискивается бочком вдоль дивана и становится передо мной. Одной рукой поддерживает шорты, другой, смачно хлюпая, вытирает нос. - А ты кто?
- Э... Мамина подруга, вот она мне ключи дала.
Протягиваю ему брелок с Микки Маусом, и тот радостно цапает его с моей ладони. Недоверчиво улыбается, разглядывая знакомую вещь.
- Я к маме хочу, - шепчет исподлобья.
- К маме нельзя сейчас.
- А завтра?
- Саша, ты один весь день сидел? – стараюсь игнорировать его вопрос о матери. Пусть родственники сообщают или... отец.