Развод. Горькая правда - стр. 11
- Нет, тётя Зуля, но она ушла. Ей в садик за Каримом, - тяжело вздыхает. - А мама скоро придёт?
- Господи, какая ещё Зуля с Каримом...
- Соседка, она вот там живет... – показывает пальчиком на соседнюю стену. Видимо, это Зуля смотрела на меня в глазок, радуясь, что кто-то избавляет её от тяжкой ноши.
- Бабушка есть у тебя? Тетя или дядя?
- Бабушки нет, - морщит нос и смотрит в сторону. – Никого нет. Только мама, - поднимает карие глазёшки на меня, - и папа иногда.
В его глазах нет озорства, любопытства или обиды. Это серьезный взгляд пожившего человека. Как будто за свою жизнь мальчик видел много грустного и дурного – того, что детям видеть нельзя.
Не смотря на злость, которая сейчас меня раздирает, сердце сжимается от жалости к малышу. Которого, взрослые идиоты, по сути, бросили. Одного.
- Есть у тебя бабушка, – встаю и беру его за руку, - и ещё какая! Всем бабушкам – бабушка... Пойдем-ка собираться, я тебя с ней познакомлю. Где вещи твои, показывай.
7. 7. Сюрприз для Нины
Мальчишка смирно сидит на заднем сиденье, прижимая к груди синего безобразного зверюгу.
Что это за гадость, вообще? Явно вредит детской психике.
- Саш, может тебе дать робота или динозавра?
- Я не Саша, я Алекс... Говорил уже, – угрюмый взгляд в окно.
Буква «л» в его исполнении нечёткая, поэтому имя, которым он просил себя называть, звучит по-детски мило.
- Прости, я забыла, что ты Алекс. Так что, дать динозавра?
- Нет, – ещё крепче сжимает волосатое чудовище. - Это же Хагги-Ваги, мне его подарил... Папа. – Последнее слово он произносит с придыханием.
Мою переносицу печёт от подступающих слёз. Со всей силой на меня обрушивается воспоминание, как однажды в моей жизни появился отец. Ненадолго, на пару дней. Явился с зайцем под мышкой, как ни в чём ни бывало. И того зайца - потрёпанного, с оторванным хвостом, я храню до сих пор.
- Лучше бы твой папа подарил тебе ботинки или хорошую куртку, - недовольно бурчу в руль, чтобы скрыть волнение.
Пока мы быстро собирались, я несколько раз искренне посылала на голову мужа все кары небесные. Если бы не авария, я бы отправила его в больницу самостоятельно. С тяжёлой черепно-мозговой травмой.
У меня не укладывается в голове, как Глеб... Мой Глеб, которого я считала добрым и отзывчивым, мог оставить своего ребёнка ходить в колготках с просвечивающими пяточками по линолеуму старой хрущёвки.
Я с трудом нашла пару приличных футболок и джинсы – знаю, какое значение свекровь придаёт одежде. Внука в кофточке с катышками она точно не признает.
Ведь Глеб знал о мальчишке. Он знал! Почему он так поступил со мной? С ним?
Я должна ненавидеть сына своего мужа, но почему-то чувствую с ним странное родство. И не могу не чувствовать щемящую жалость к ребёнку. Сашу ведь предали, как и меня. Но я большая, я могу за себя постоять и защитить свою дочку. А кто защитит его?
- А моя мама, - подает голос пассажир, - она за мной придёт?
- Не знаю, - едва слышно отвечаю я. – Но ты больше один не останешься. Это я тебе обещаю.
- Я не маленький, я не боюсь один, - вижу в зеркало, как он сурово супит бровки и меня бросает в жар, сразу вспоминаю Глеба. Очень похож!
- Ты часто один остаёшься?
Молчит. Я уже заметила, что он немногословен. А вопросы, которые ему неприятны, просто игнорирует.
- А твой папа... Где он?