Райское местечко. Том 1 - стр. 25
– А кем еще вы были в моей жизни?
– Ну, видишь ли, я все-таки – Адмирал, да и других дел у меня хватает, не только в Космофлоте. Больше времени ни на какую роль для тебя я найти не смогла. Но я все время наблюдала за тобой. И очень пристально.
Надеюсь, я не покраснел. Интересно, она в курсе всего-всего?
Она продолжала:
– Должна сказать, что до сих пор ты оправдывал все мои ожидания. Ты молодец. Ну, кое-что заставляло меня улыбнуться. Но стыдно за тебя не было никогда.
"Интересно, а знает ли она про Барракуду? Наверняка знает. А про альфьюрит?"
Ее лицо вновь приобрело черты Мелиссы. Но рука, в которой она держала сигарету, вдруг начала отчетливо зеленеть, кожа загрубела и потрескалась, изящные пальцы удлинились, утолщились и искривились, длинные ногти превратились в загнутые треугольные когти, зеленая кожа потемнела и покрылась сероватым налетом.
"Игуанодон, нижний мел", – сообразил я и решил посмотреть, что будет дальше. Надо сказать, что эта огромная лапа с остатками серебристого лака на когтях и сигаретой между "пальцами" выглядела омерзительно. Своеобразный у селферов юмор, однако.
Мелисса смотрела на меня. Я молчал. Зелень на коже начала подниматься выше, к локтю.
– А можно потрогать? – спросил я с интересом, протягивая через стол руку. – Всегда хотел узнать, каков Iguanodon bernicsatensis на ощупь.
Мелисса рассмеялась.
– Ах да! Я и забыла. Ведь твоим первым увлечением, еще в самом нежном возрасте, была палеонтология!
Действительно, мое раннее детство прошло в окружении странных животных. Поскольку мой отец – археолог, а мама – биолог, естественным пересечением их интересов была палеонтология. Да и познакомились они на раскопках очередного кладбища динозавров в Южной Сибири, на границе зоны вечной мерзлоты. Помню, года в два-три моим любимым развлечением было разглядывание картинок в монографиях с реконструкциями обликов вымерших животных по их окаменелым костям. А в детской с большим потолочным голоэкраном я играл среди жутких тварей палеозоя и мезозоя. Они бродили по моей комнате, жили своей жизнью, издавали странные душераздирающие звуки, сражались и пожирали друг друга. В этих голофильмах были и постоянные персонажи, среди которых у меня имелись свои любимцы. На одном симпатичном маленьком стегозавре, которого я называл "коник", мне очень хотелось покататься, и я не понимал, почему я никак не могу на него залезть. Других животных, которые мне сильно не нравились, я все время пытался потоптать ногами и, поскольку это не удавалось, очень сердился. Иногда я засыпал на теплом полу детской, а надо мной с хрустом и трубным ревом продолжали бродить какие-нибудь бестелесные диплодоки. Когда к моим родителям приходили друзья, они постоянно возмущенно удивлялись, как это малютке позволяют играть в такие страшные жестокие фильмы, а папа посмеивался:
– Ребенок должен знать жизнь!
Тем временем лапа игуанодона побледнела и сморщилась, и Мелисса сняла со своей руки, как перчатку, сухую тонкую пленку и выбросила ее в камеру мусоросжигателя за настенной панелью.
– Мэм, – решился я задать вопрос, – а в бронтозавра вы можете превратиться?
– В моей локальной базе данных, – она показала на свой лоб, – записи бронтозавра нет, но я могу скачать по Сети. Это будет самый настоящий бронтозавр и для самих бронтозавров, и для любого, у кого нет под рукой необходимой аппаратуры, чтобы обнаружить внутри него мой мозг. Но ты представь, сколько я должна съесть, чтобы набрать необходимые тридцать тонн? А потом? Потом их надо будет куда-то деть… Так что без крайней необходимости… Вот, правда, на Саракосте, помню, быть ящером мне, в общем-то, понравилось. Они там похожи больше всего на наших Tarbosaurus bataar, знаешь, на тех, из верхнего мела.