Рассвет в двух голосах - стр. 2

Они не знали друг друга, их жизни текли параллельно, разделённые тонкой перегородкой и общей тишиной карантина. Дом №17, их молчаливый страж, держал их в своих стенах, впитывая их усталость, их одиночество, их неосознанную тоску по чему-то большему. Лена рисовала, пытаясь вспомнить, что значит мечтать. Никита работал, чтобы заглушить пустоту внутри. И оба, не ведая того, стояли на пороге перемен, которые начнутся не с громких событий, а с простого звука – шороха, голоса, шага, – что пробьётся сквозь стену и напомнит, что даже в изоляции можно найти того, кто услышит.

Дом № 17 на тихой московской улице казался таким же обыденным, как и сотни других: серый фасад, изрисованные подростками стены и окна, вечно замутнённые городской пылью. Лишь одинокий фонарь у подъезда тускло разгонял ночную мглу, подсвечивая разбитые ступени. Здесь, среди одинаковых многоэтажек, легко потеряться и забыть о том, кем когда-то мечтал стать, растворившись в бесконечности серых будней. Именно здесь судьба решила свести двух людей, чьи сердца таили страх, одиночество и неосторожную надежду.

Лена уже привыкла проводить дни, склонённая над планшетом в окружении полустёртых эскизов и разноцветных карандашей, живя в мире ярких фантазий, которым никогда не суждено было сбыться. Её маленькая однокомнатная квартира постепенно становилась всё меньше, стены словно сужались, наступали друг на друга, сдавливая лёгкие, лишая воздуха. Иногда она подходила к зеркалу, смотрела в свои уставшие глаза и спрашивала себя, как далеко она убежала от той весёлой, беззаботной девочки, которой была много лет назад.

Но когда на Москву опустилась пандемия, стены её квартиры обрели совсем иную значимость: балкон, прежде служивший хранилищем ненужных вещей, вдруг стал окном в мир. Однажды вечером, решившись выйти подышать, Лена услышала негромкое покашливание за тонкой перегородкой и замерла, удивлённая осознанием того, что рядом с ней есть кто-то живой.

– Простите, я вам не помешал? – донёсся с другой стороны стены глубокий, чуть насмешливый голос.

– Нет, что вы, – ответила Лена, поспешно поправляя волосы, словно её могли видеть сквозь бетонную стену. – Вы сосед?

– Да. Никита, тридцать шесть лет, врач, в настоящее время пленник собственного балкона. А вы?

– Лена, тридцать два, рисую комиксы и спасаюсь от одиночества разговорами с незнакомцами на соседних балконах.

Тогда, казалось, это было всего лишь короткой шуткой, незначительным диалогом, случайным эпизодом. Но время шло, а их голоса стали привычным вечерним ритуалом, лекарством от одиночества, незаметно наполнившим её жизнь смыслом. Никита рассказывал о ночных сменах на скорой, о пациентах, которые порой преследовали его в кошмарах, Лена делилась историями о заброшенных рисунках, которые, как и её собственная жизнь, ждали чего-то большего, чем вечная незавершённость.

Каждый вечер они встречались на своих маленьких островках реальности, отделённых лишь тонкой бетонной перегородкой, и эта близость одновременно согревала и пугала её. Ведь Никита рассказывал ей почти обо всём, кроме того, что хранил глубоко внутри себя, словно боялся доверить кому-либо эту тщательно спрятанную боль.

Однажды вечером, когда тёмно-синие облака собирались над домом, грозя весенним дождём, голос Никиты прозвучал особенно тихо, почти потерянно: