Рассказы и повести - стр. 30
– Помнишь, парниша, месяц назад, я на профиль выезжал рабочим, потому как народу не хватало?
– Гы! Помню. А чё?
– А как ты в меня из своего пугача целился, тоже помнишь?
– Гы! Помню! Шутковал я тогда, а ты испужался! – Ощерился в издевательской ухмылке детина.
– Верно. Пугливый я. У меня тонкая душевная организация, и она очень не любит, когда в её сторону ружьями тычут. Ну если у тебя такая хорошая память, то и что я тебе тогда пообещал, ты тоже помнить должен.
– Гы! Помню. Ружжо моё, вдругорядь, ты грозился отобрать! – Заржал детинушка.
– Ну не только отобрать, а и обломать его о твою тупую тыкву. По башке бить не буду, время ещё рабочее. А в остальном, – не обессудь.
После этих слов, Мишка с размаху, разбил приклад ружья о ствол сосны, росшей рядом с вагоном. Детина взревел, и в богатырском замахе, пудовым кулачищем, попытался ударить Мишку. Тот приседом ушёл от удара, и не вставая, всадил стволы в довольно объёмистое брюхо своего противника. Детина сложился пополам, надсадно кашляя и перхая. Мишка спокойно ударил несколько раз остатками ружья об ствол, выкинул их в лес, и вернулся в вагон.
– Мишань, что-то уж очень жёстко ты с ним. За что ты его так?
– Ты же слышал. Ты тогда со мной практикантов на профиль отправил, ну этому муделю и захотелось перед девчонками своим ружьишком похвастаться. Собираю я спокойно «паук»7, поворачиваюсь, а метров с пяти, мне в брюхо два ствола смотрят. Дальше уже на рефлексах. Прыжком ушёл с директрисы, на лету нож вырвал, и уже почти метнул. Едва очухаться успел, остановил бросок. То, что это мудило, должен был уже валяться с ножом в глазнице, хрипя и дёргая ногами в агонии, конечно никто не понял. А вот как ссыкливый Мишаня, сиганул в заросли ежевики от незаряженного ружья, оценили все. Долго хохотали. А я четыре дня с исцарапанной рожей ходил, пока царапины не сошли.
Серёга отвернулся к сейфу едва сдерживая хохот, сделал вид что что-то в нём ищет. Затем внезапно присмирнел и обернулся. Задумчиво глядя на Мишку, сказал:
– В окошко к тебе, я больше не буду заглядывать. Нафиг.
К этому времени, мужики свинку уже разделали, и самые лакомые кусочки принесли начальнику. Серёга, заставив Мишку строгать салатик, сам принялся жарить свежатинку. Вскоре, на аппетитный запах, приползли замначальника по хозчасти и начальник топотряда. На одном столе накрыли поляну, а за другим, уселись расписать «пулечку».
Завязались неторопливые разговоры под коньячок, вспоминали общих знакомых, рассказывали всякие геологические байки. Серёга вдруг, будто что-то вспомнив, спросил:
– Миш. Весь день хотел спросить тебя. Ты как-то свинью необычно зарезал, это ты специально так, или случайно получилось? Чудно как-то. Раз, – и голова на одном позвоночнике висит.
– Так если бы я твоим мачете, по обычному, стал бы ей горло перепиливать, сколько бы она меня по говну успела протащить? А так, всаживаешь клинок в шею рядом с позвоночником, режущей кромкой наружу, и одним движением от себя перерезаешь. Этот удар я у одного боевого пловца подсмотрел. Немного переработал, для сухопутного использования. Ну вот ты в фильмах смотрел, как часовых снимают?
– Смотрел конечно.
– Ерунда это всё. Если в сердце бить, то человек ещё больше минуты живёт. Может заорать, захрипеть. Если ты ему рот зажмёшь, так он за эту минуту, тебе ладонь, в мочалку изгрызёт. Если глотку перепиливать как в кино показывают, то под лезвие может воротник попасть, ремень от каски, да и просто перерезать гортань, трахею и пищевод довольно проблематично. А так, хватаешь сзади левой рукой, всаживаешь нож в основание челюсти, и одним движением рассекаешь, часовой даже захрипеть не успевает, сразу и гортань и голосовые связки перерезаются.