Раны заживают медленно. Записки штабного офицера - стр. 36
В вечерних отделениях Академии имени М.В. Фрунзе, созданных в ряде округов, учились офицеры разных рангов и возрастов: от лейтенантов до комбригов, получивших в 1940 году генеральские звания. В целом это было неплохо: мы, молодые и неопытные слушатели, перенимали от более подготовленных и умудренных опытом многолетней службы сокурсников их навыки и знания и многому научились. За пять месяцев до выпускных экзаменов нас вызвали в академию на итоговый учебный сбор. Мы прослушали ряд лекций опытного профессорско-преподавательского состава, с нами были проведены многие занятия на картах и на местности, консультации. Выпускные государственные экзамены мы, вечерники, сдавали вместе и наравне с слушателями основного курса. Делалось так, чтобы экзаменаторы не знали, кто из нас вечерник и кто с основного дневного курса. Успехи вечерников оказались нисколько не ниже показателей тех, кто три года учился в стенах академии и не знал никаких забот, кроме учебы. Учили нас всесторонне и капитально. Мы получили нужные знания, но главным образом в области тактики до корпуса включительно и по военной истории. С оперативным искусством нас ознакомили лишь в общих чертах, ограничившись обзорными лекциями по наступательной и оборонительной операциям армии. Вопросы военной стратегии не затрагивались. Оперативное искусство и стратегия в программы не включались, это было прерогативой Академии Генерального штаба. Несколько странно то, что способы военных действий в ведущейся и все больше и больше разгоравшейся Второй мировой войне в Европе мы почти не изучали. Эти вопросы были ограничены двумя очень общими лекциями по тактическим приемам немецко-фашистской армии, без глубокого анализа и практических выводов. Это было большим пробелом в нашей подготовке, сказавшимся с началом Великой Отечественной войны.
Стремительное вторжение механизированных масс вражеских войск на нашу территорию, господство авиации противника, глубокое проникновение в нашу оборону танковых клиньев, массовое окружение врагом крупных группировок наших войск не предвиделись, и способы ведения боевых действий в таких условиях мы не изучали. С началом войны и в ее первом периоде все это на нас свалилось как снег на голову, и мы не были подготовлены к борьбе в такой неожиданной обстановке. Об этом пришлось горько пожалеть многим из нас. Следует, однако, заметить, что, будучи на пятимесячном сборе при академии, мы не были изолированы от происходящих в мире и в стране событий: лекции, взаимный обмен информацией, сообщения радио и газет в какой-то мере держали нас в курсе дела, но слишком вообще и порой извращенно. Мы в кулуарах вне занятий обсуждали военные действия в Европе и спорили до хрипоты между собой: одни предвещали победу Германии, другие верили в победу западных союзников. Но вопросы, связанные с возможным вторжением Германии в нашу страну, не приходили никому в голову. Казалось, что война в Европе настолько далека от нас и настолько нас не касается, что о ней не стоило много говорить. Видимо, поэтому мы в академии детально не изучали ни вероятных театров военных действий, ни операционных направлений, на которых можем оказаться в случае войны. Не нашлось учебных часов и для тщательного изучения организации, тактики и вооружения немецко-фашистских войск, хотя теория Гудериана о массированном использовании танков в современной войне, уже применявшаяся на практике, от нас не ускользнула. Но академия к этому почти причастна не была. В общем, в вопросах возможной войны мы целиком полагались на наше высшее руководство и командование: они-то, дескать, знают все и, в случае необходимости, сумеют поступить соответственно. Мы помнили как-то сказанные К.Е. Ворошиловым слова: «Мы не только умеем воевать, но и любим воевать». В ходе войны мне не раз приходили на память эти самоуверенные слова «любителя воевать». Что касается умения, то он его полностью имел возможность проявить, будучи главнокомандующим Северо-Западным стратегическим направлением.