Пятая попытка для обреченной вдовы - стр. 42

– Госпожа Грейвстоун, – проговорила я, чуть склонив голову. – Мои искренние соболезнования. Его смерть – невосполнимая утрата.

– Ах, дитя моё… – она приложила кружевной платок к глазам. – Вы были так близки… почти семья. Я… я не знаю, как теперь быть.

– Вы – сильная женщина, мадам. Я уверена, вы найдёте путь, как всегда находили,– вежливо отозвалась, не давая эмоциям вырваться наружу.

– Семья… да, именно так я всегда к вам относилась. Мы с моим сыном много обсуждали ваше будущее. Он был столь вдохновлён вашей мягкостью, вашей преданностью, вашей утончённой красотой… – она склонила голову, будто принося печальный реверанс воспоминаниям. Мне не оставалось ничего иного, как предаться печали вместе с ней. – Побудьте со мной, – взяла она меня за руку. – Вы почти его жена, вам следует, как и мне, принимать гостей.

Я не нашла, что возразить, и потому, под руку с ней, медленно прогуливалась по залу, полному холодных мужчин и лживых женщин. Я чувствовала, как на мне с жадным интересом останавливаются взгляды – они искали поводы для сплетен. Им было всё равно на погибшего, их интересовал только протокол и то время, которое они обязаны провести в этом доме.

Их лицемерие раздражало меня до дрожи. Как и слова, что якобы должны приносить утешение, но звучали пусто и сухо. Я вспоминала похороны второго супруга – те же напыщенные речи, те же вкрадчивые взгляды, а за ними скрывался один-единственный вопрос: кому и что достанется. Тогда, как и сейчас, скорбящие были хищниками в овечьих шкурах. Меня начинало подташнивать от их фальши, но возможности уединиться не представлялось, и я спасалась, переводя взгляд на картины и фотографии на стенах.

Среди них особенно выделялись фотографии, точнее – изображения, странным образом напоминавшие старые снимки из моего мира, но живые. Они двигались. Не больше пары секунд – лёгкое движение до момента съёмки и чуть-чуть – после. Волшебство, да и только.

– Каким же он был красивым… – пробормотала госпожа Грейвстоун, заметив, как я задержалась у одной из рамок.

На ней был высокий худощавый мужчина – не старше меня, со жгучими глазами и уверенной улыбкой. Он позировал, облокотившись на борт корабля, на фоне плывущих облаков. Вдали мелькали силуэты дам, одна из которых на мгновение появлялась на снимке с яркой сумочкой, напоминающей павлинье перо.

– Это он возвращался из Альбиона. Служба была окончена…

Женщина вновь всхлипнула, и я почти машинально обняла её за плечи, кивая, будто разделяла её чувства. Внутри всё сжималось.

Когда я думала, что гости уже подошли к концу, и можно с чистой совестью улизнуть, из сада в дом вынырнули два джентльмена в компании девицы, до ужаса напоминающей госпожу Грейвстоун, только на двадцать лет моложе, и сразу направились к нам.

– Госпожа Фоксгейт, – произнёс герцог Кеннингтон с вежливой, но чересчур широкой улыбкой. – Примите мои соболезнования. Мне искренне жаль вашего жениха, – склонил он голову. И как только здесь оказался?! Я же оставила его с зефиркой!

– Несомненно, он был выдающимся молодым человеком, – вступил Блейкмор. – Это невосполнимая потеря не только для вас, но и для всей страны. Он был слишком молод, чтобы его звезда погасла. Но, как известно, судьба забирает лучших раньше всех…

Он говорил удивительно многословно для человека, который привык иметь дело со смертью.