Пути русской философии в свете кризиса европейской метафизики - стр. 4

Другим важным пунктом сопоставления является проблема христианства. Соловьев пытался создать первую христианскую философию в России. Для Ницше христианство оставалось центральной проблемой на протяжении всего периода его творческой активности. Вопрос о христианстве Соловьева и Ницше является не столь простым и однозначным, как может показаться на первый взгляд.

Наконец, еще один существенный момент, на который следует обратить внимание, это положение рассматриваемых мыслителей в истории философии. Ницше по праву можно считать философом, завершающим классический, метафизический период в истории западной философской мысли. В отличие от позитивистов и материалистов, которые преимущественно просто отрицали значимость метафизики, Ницше осуществляет последовательную деструкцию основных понятий и концептуальных ходов метафизики. В его философии представлена тенденция не отрицания, но преодоления метафизики. После Ницше, в следующем столетии наступает новая эпоха в западной мысли: период постметафизической философии. К постметафизической философии мы относим те направления, в которых на передний план выходит задача преодоления метафизики. В первую очередь, это философия М. Хайдеггера и ряда его последователей, а также концептуальные разработки постструктуралистов. Постметафизическую философию мы предлагаем отличать от анти-метафизической, в которой основной установкой является не преодоление, а отрицание метафизики. Это различные ответвления позитивизма и аналитическая философия. Многие ключевые – если не все – течения постметафизической мысли были прямо или косвенно инициированы Ницше.[4]

Если Ницше закрывает классический метафизический период европейской философии, то Соловьев открывает эпоху метафизической и религиозной мысли в русской философии. Это положение обоих мыслителей на границе, на стыке философских и культурных эпох позволяет говорить об особой их роли в истории философии. В обеих фигурах есть нечто пророческое. Их философская мысль не только регистрирует кризис настоящего, но и устремлена в горизонт будущего. Ницше предвещает грядущую эпоху постметафизической философии в европейской культуре. Соловьев инициирует начало интенсивных философских, мистических и богословских поисков в русской мысли. Стоит также отметить, что для целого ряда представителей русской религиозной философии Ницше выступал источником вдохновения наряду с В.С. Соловьёвым, а в отдельных случаях фигура Ницше оказывалась даже в большем приоритете.[5]

Наконец, некоторые совпадения можно обнаружить и в жизненном пути философов. Оба добровольно оставили университетскую карьеру – под разными предлогами, в то время как причина была одна: обоим было тесно в академической среде. Оба переживали периоды разочарования в том, что сначала было предметом страстного почитания: Ницше – в фигурах Шопенгауэра и Вагнера, Соловьев – в учении славянофилов. Оба проходили период временного обращения к диаметрально противоположным полюсам: Ницше – к позитивизму, Соловьев – к западничеству и либерализму. Оба ушли, не сказав последнего слова, оставив незавершенные планы фундаментальных сочинений.

Можно, конечно, предположить, что указанные точки пересечения носят сугубо внешний и случайный характер. Однако их слишком много и они слишком существенны, чтобы это было так. Вернее будет сказать, что Ницше и Соловьев оказались в эпицентре одного и того же масштабного события: кризиса европейской метафизики, смены культурных парадигм, столкновения цивилизаций. Европа вступала в фазу утраты своей цивилизационной идентичности (о чем менее чем двадцать лет спустя после смерти Ницше будет красноречиво писать Шпенглер). Россия вступала в период поиска собственной цивилизационной идентичности, которая на тот момент все еще не была обретена. Предстояла большая работа по переосмыслению наследия прошлого и осмыслению горизонтов грядущего. Ницше и Соловьев приняли вызов. И оба были раздавлены тяжестью взятых на себя задач.