Пустой человек - стр. 34
Рожа мятая, бородка, очки. Возрастом от тридцати до бесконечности. По нам, употребляющим, ничего точно не скажешь. А вот глазами на пьющего не похож – бешеные какие-то зенки, так ровно бухающие не смотрят. Наверное, недавно начал. Пиджак тоже мятый, гармония налицо. Повелитель наш Будда, на хера же ему пиджак?! Но есть, не пропит пока. Да и кто я такой, чтобы спорить с его манерой одеваться. Модно приговаривать.
– Эммануил, – неожиданно прохрипел пиджачный и сплюнул, густо рокотнув горлом. Опухоль у него там, что ли? Ну да, точно опухоль – вон на шее как яйцо под кожу засунули.
– Чего?!
– Зовут меня так. Батя Ерофеем хотел назвать, но бабка помешала. Дура была.
Вагнер ускорился. Меня заметно мутило, но даже вырвать нечем. Только кислое что-то к горлу подскочило, зависло и упало внутрь, оставив привкус несвежей капусты.
– Юрец. Юрок. Ну, короче, Юра я. Любые варианты, кроме Юрика – вот это не люблю. Так только собак звать.
Длинная речь утомила, да и капуста рвалась наружу, поэтому я тоже сплюнул. Метко, но недалеко, пришлось вытирать подбородок. Щетина даже не кололась, стала мягкой как стриженая шапка – у соседа моего есть такая. Искусственная чебурашка имени советской армии.
– Может, это… За знакомство? – спросил Эммануил. Пиджак оправдывался карманами – вон из правого горлышко торчит. Благодетель и просветленный меня посетил, не иначе. Гаутама жив.
– Встал бы ты… Яйца застудишь. Земля холодная еще.
Эммануил… Моня, стало быть. Имя так себе, а человек хороший, я таких сразу от сволочей отличаю. По содержимому карманов, хотя пиджак теперь редкость. Мы ж не менеджеры какие.
Я бы полежал еще, но собака прибежала. Рыжая, дворовая, хриплого обнюхала и хвостом завиляла. А на меня оскалилась, зарычала. Пришлось встать. Левая штанина умеренно чистая, а правой словно камин чистили: потеки и сажа. Но хоть сухая, не обоссался. Уже прорыв, а то знаю я, как бывает, если вторая неделя запоя. Третья. Не помню.
– Пошла вон, пошла! Слушай, Моня…
– Эммануил. Я тоже не люблю, когда сокращают.
Я аж поперхнулся. Язык сломать можно, но позиции неравны: бутылка-то у него. Тут любое имя выучишь, куда деваться. Арнольд Шварценеггер было бы неудобнее.
– Пардон муа, Эммануил. А стакан есть? Мы же воспитанные люди.
Сам себя троллю. В лужу посмотри, воспитанный, ты ж не то, что из горла – из этой самой лужи готов лакать. Лишь бы потушить огонь внутри, рядом с блевным колобком в кишках.
– Стакана нет, – огорчился хриплый. Потом просветлел лицом, руками замахал. – Зато знаю, где есть. Рядом тут. Ребята квасят, заодно закусь. Дойдешь?
Чип и Дейл спешат на помощь, а не человек. Да я куда хочешь дойду, раз уж проснулся. Главное, цель. Ну и недалеко чтобы переться, тоже важный аспект.
Кивнул, сдерживая колобка. Молча. Уж лучше Вагнер, чем этот комок внутри. А куда деваться – он есть, и это – суровая реальность. Перетерплю. Или из горлышка дернуть, пока суть да дело? Нет, не успел: Эммануил уже развернулся и почесал куда-то за угол. Пришлось идти следом. Шаг за шагом, неуклонным образом. Хотя и противолодочным зигзагом.
В карманах даже мелочь не звенит – пусто как в раю для воров. Даже зажигалку потерял где-то. Или сперли – теперь уже не выяснить.
Рядом оказалось реально рядом, двор проскочили, а там ряд сараев. Вон у крайнего двери открыты, пара мужиков курит, а изнутри еще голоса. Моня туда и направился, а за ним и я.