Проверка моей невиновности - стр. 19
– “Смерть в домике под тростниковой крышей”? – прочла вслух Рашида. – “Убийства в пляжной хижине”? “Овсяные отравления”? Это все похоже на… названия книг?
– Ага, у меня тут возникла дикая мысль… – что ж, отчего бы и не выложить все как есть, – попробовать написать книгу.
Рашида, не успев спохватиться, исторгла короткий смешок.
– Извини… Мне кажется, это отличная мысль. Ну, то есть, почему нет? Но… ты вот так собираешься ее назвать?
Вкратце и не без некоторого труда Прим рассказала ей о витрине, которую они с Кристофером видели накануне, и как он познакомил ее с понятием “уютного убийства”. Этот устойчивый оборот был Рашиде незнаком, и его потребовалось пояснить.
– Я понимаю, что звучит это несколько цинично – вот так выбирать жанр и писать по рецепту, но… не знаю, я никогда ничего в жизни не сочиняла. Я подумала, что, возможно, это неплохой способ начать – научиться основам, что ли.
Рашида кивнула.
– Наверное, в этом есть смысл. Но, может, начать с чего-то такого, что тебе самой нравится? В смысле, что ты сама любишь читать?
Почти не задумываясь, Прим ответила:
– Всякую темную академию.
– А что это… если поточнее?
– О, это, ну… романы об университетских студентах-изгоях, у которых складывается крепкая дружба, и они втягиваются во всякие тайные общества, убийства и прочее типа такого.
– И это прям реальная тема?
– Конечно. Ты не читала “Тайную историю”?
Рашида покачала головой.
– Только слышала.
– Потом еще много других появилось, естественно.
Чувствуя, как в голове наклевывается замысел, Прим потянулась к записной книжке, открыла ее на чистой странице и записала два пункта в столбик. Покончив с этим, подняла взгляд и увидела, что Рашида смотрит на нее – кажется, впервые – с чем-то смутно похожим на интерес. Как ни абсурдно, Прим почувствовала, что польщена.
– Обожаю творческих людей, – сказала Рашида. – Печальный факт: у меня на весь организм ни одной творческой косточки. Откуда оно берется, творчество? Что подталкивает тебя писать?
– Ну слушай, я ничего пока не написала вообще-то…
– Нет, но… откуда берется этот позыв? Это потому что ты хочешь что-то после себя оставить? Своего рода… рывок в бессмертие?
От этой мысли Прим невольно улыбнулась.
– Мне кажется, в наши дни, если хочешь, чтобы тебя запомнили, книга – не метод. – И, поясняя, добавила: – Я возилась тут на днях у отца в библиотеке и наткнулась на здоровенный роман, который кто-то написал в 90-е, ты не поверишь, что там разные люди понаписали на обложке – шедевр, будущая классика, чего только не, – и знаешь что? Никто этого мужика больше не помнит. Даже мой отец его не распознал по имени. Был да сплыл. Забыт.
Рашида подошла к сказанному бескомпромиссно.
– Что ж, значит, заслужил, наверное, быть забытым. Господи, я как подумаю о некоторых писателях, кого нас заставляли читать в старших классах. Вот их-то никто читать не стал бы, если б наши учителя нам их не пихали.
– Возможно, ты и права, – со смехом сказала Прим, а затем более вдумчиво добавила: – Так или иначе, мне не кажется, что в творчестве есть что-то особенное. Нет тут никакого волшебного заклинания. Писать любой умеет. Ты пробовала? Может, как раз тебе стоит попробовать.
Рашида покачала головой.
– Мне никогда не удавалось сочинять истории. Даже в детстве. Всякий раз, когда надо было написать что-то для домашки, я не могла себя заставить. Вечно чувствовалось в этом что-то такое… фальшивое, как по мне. Фальшивое – и какое-то стыдное.